Александр Романов - Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом!

А уже в апреле Бонапарт получил приказ от Огюстена Робеспьера и временного командующего итальянской армией генерала Дюммербиона прибыть в армию в качестве не только начальника артиллерии (коим он был назначен еще 7 января), но и генерал-инспектора. В связи с началом кампании 1794 года… Не хило так…

Задача, по словам информатора Падре, была достаточно скромна. Пока что не вторжение в Италию, а только обеспечение безопасности снабжения Ниццы — где располагались основные силы французов — от сардинской крепости (ну помним же — Пьемонт-Сардиния?) Онеглия, расположенной на полпути между Ниццей и Генуей — откуда и шли транспорты с продовольствием — и регулярно осуществлявшей перехват обозов силами своего гарнизона. Для операции выделили две тысячи человек, командиром всего этого «экспедиционного корпуса» был назначен Массена (ну хоть одна знакомая фамилия! Уже тогда был генералом). Однако, по уверениям информатора, план всей операции разработал не кто иной, как Бонапарт! Следовавший за этим войском совместно с Робеспьером и Саличетти в качестве их личного советника. Трудно сказать — так ли это. Но, памятуя об особенностях «революционных времен», и отрицать полностью тоже нельзя. Так что черт его знает…

Во всяком случае, Онеглию французы взяли вообще без боя, маневром: пьемонтцы оставили крепость, побоявшись оказаться в мышеловке. Что дало Массене возможность двинуться дальше и в результате захватить еще Саорджио, защищавший один из проходов через Альпы — Коль-ди-Тенда. А захват прохода открывал свободную дорогу уже в Италию!.. Что-то таки похоже на то, что за этим и в самом деле мог стоять Наполеон…

К сожалению, у «корпуса» Массены было для такого действия до смешного мало людей. Поэтому на том все и застопорилось. Бонапарт же, по сведениям информатора, вернулся после этого в штаб-квартиру Дюммербиона в Ницце. Где разработал — тут уже точно он, не предположительно будем иметь это в виду — по открывшимся новым возможностям свежий план действий уже для объединенных итальянской и альпийской армий. Принятый всеми генералами обоих штабов (альпийского и итальянского) без возражений. План этот, однако, требовалось утвердить в Париже. Для чего туда в начале июля с этим самым планом выехал лично Робеспьер (Огюстен).

И на этом месте информация опять заканчивается. Как всегда!..

Запись четвертая.

Все-таки последние новости этого года успели добраться до нас под конец навигации (ну, потом еще до Западного побережья на лошадиной тяге — вот только сейчас и пришли).

И новости, вроде совпадающие с тем, что у Тарле написано.

Наполеона таки посадили.

Причем ситуация получается и впрямь почти на тему «А оно тебе надо?»

Пока Огюстен Робеспьер утрясал в Париже вопрос о походе в Италию по разработанному Бонапартом плану, самого Бонапарта — чтоб, видимо, не застоялся без дела — по приказу одного из комиссаров при итальянской армии, Рикора, отправили производить разведку обстановки в Генуе, с которой в тот момент сильно ухудшились отношения, а поскольку через Геную шло все снабжение итальянской армии, то следовало по этому поводу что-то предпринять. Вот на рекогносцировку по поводу этого самого «что-то» и послали Наполеона.

Надо сказать, он с задачей справился. В компании с братом Луи, адъютантом Жюно и приятелем по Тулону Мармоном он за две недели выполнил поручение и по какому-то странному совпадению вернулся в штаб-квартиру в Ницце аккурат 27 июля. 9 термидора по республиканскому календарю.

Понятное дело — в тот момент никто в итальянской армии еще не знал, что произошло в Париже. Но уже 6 августа информация дошла до Ниццы. И тут-то все и приключилось.

Без каких-либо предисловий комиссары Альбит, Саличетти и Лапорт объявили генерала Бонапарта «подозрительным элементом». Накатав в Комитет общественного спасения вот такую телегу (информаторы Падре смогли добыть только часть документа):

«План похода встретил даже сочувствие; он должен был остаться в тайне, но его необходимо было привести в исполнение. Теперь, однако, план этот стал известен итальянской армии! Наши враги узнали про него… Короче говоря, вы должны знать, что Бонапарт и Рикор сами признались Саличетти, что будут осаждать Кунею лишь для видимости; комиссары же при альпийской армии не должны знать ничего об этом.

Из этого мы заключаем, что нас обманули интриганы и льстецы, что вашего постановления не только не хотели исполнить, но даже, наоборот, хотели оставить в бездействии армию в восемьдесят тысяч человек. Помимо этого мы заметили, что они же старались уготовить альпийской армии поражение и затмить ее славу лаврами, завоеванными ее же отвагою. Ввиду этого они хотели занять проход Мон-Сенис и малый Сан-Бернар, который генерал Дюма снабдил недостаточным количеством войска. Нас же они намеревались заманить в Демонт, чтобы потом оставить нас там. Таков был, товарищи-граждане, ставший теперь известным план младшего Робеспьера и Рикора; он совпадает вполне со всеми движениями неприятеля. Бонапарт был их сторонником. Он составил им план, который мы должны были осуществить. Анонимное письмо из Генуи известило нас, что для подкупа одного из генералов был отправлен миллион. „Будьте настороже“, — говорили нам. Является Саличетти и заявляет нам, что Бонапарт по поручению Рикора отправился в Геную. Что делать этому генералу за границей? Все наше подозрение падает на него!»

Дюма, кстати, похоже — тот самый: отец Александра Дюма-отца. Тоже историческая личность…

Впрочем, речь сейчас не о нем, а о нашем фигуранте. Одновременно с отправленным в Комитет письмом его авторы, не дожидаясь ответа, подписали постановление об исключении со службы генерала Бонапарта, главнокомандующему итальянской армией было приказано отправить его в Париж под верной охраной, предварительно, однако, конфисковав все его бумаги. Но с отправкой в Париж что-то застопорилось, и 10 августа жандармский генерал Вьевен и адъютант Арена «всего лишь» заключили Бонапарта в форт Каре, близ Антиба. До выяснения, видимо…

Комиссар Рикор, не дожидаясь дальнейшего развития событий, забрал семью и сбежал.

Причина таких действий господ комиссаров совершенно прозрачна. Они все были якобинцами. И робеспьеристами. И после падения Робеспьера с целью спасения собственных шкур немедленно принялись искать козлов отпущения. Альбит, Саличетти и Лапорт просто успели раньше того же Рикора. А Бонапартом его лепший кореш Саличетти явно решил пожертвовать как пешкой. Ну, как говаривал монах Варлам у Пушкина: «Когда до петли-то доходит!..» Собственно, точно также перед тем Саличетти, как мы помним, топил «корсиканского сепаратиста Паоли» — только бы не отвечать за провал экспедиции на Сардинию (к организации которой сам же он руку и приложил…). Дело, в общем, житейское. Насквозь понятное… Вот только теперь не ясно, как быть: брать ли Саличетти в разработку как возможную фигуру влияния на Наполеона или нет? После такой-то козьей морды?