Вадим Полищук - «Гремя огнем». Танковый взвод из будущего

— Интересно, отдадут япошкам половину Сахалина или нет?

Почему-то именно этот вопрос волновал танкистов больше, чем насущные ежедневные проблемы. Казалось бы, какая им разница, о чем договорятся дипломаты в далеком заокеанском городе, а они спорили до хрипоты. Возможно, это от того, что других новостей не было. Боевые действия практически прекратились, даже небольшие перестрелки с японцами стали редкостью. В заключение очередного спора Сергей попытался вставить свое веское слово, пусть и пессимистичное:

— Судя по тому, что мы тут видели, царские дипломаты Южный Сахалин опять просрут.

28 августа по всем частям разнеслась весть о заключении перемирия, последний акт позорнейшей драмы под названием Русско-японская война был завершен. Началось томительное ожидание демобилизации. Мобилизованные солдаты и кадровые офицеры были едины в своем желании покинуть Маньчжурию как можно быстрее. Взвод тоже бы к ним присоединился, но Путиловский завод, похоже, приступил к выполнению заказов на платформы только после заключения перемирия.

— Корпус наш в Маньчжурию прибыл одним из последних, — рассуждал штабс-капитан Петров, — а, следовательно, на скорое возвращение в Россию нам рассчитывать не приходится.

Зарядили холодные осенние дожди. Имущество, с таким трудом сюда доставленное, начали понемногу вывозить обратно. Старшие возрасты запасных начали готовиться к демобилизации. Слухи из России приходили один тревожнее другого: стачки, забастовки. Кое-где доходило до стрельбы, но об этом солдаты говорили только вполголоса. Пока вполголоса.

В конце сентября из очередной поездки в Гунчжулин вернулся Кондратьев. Капитан сиял, как новенький пятак.

— Хорошие новости?

— И сразу две! Первая — Путиловский закончил изготовление платформ и они уже на пути к нам!

— Значит, наше маньчжурское сидение подходит к концу, — сделал вывод Сергей, — надо будет ребят порадовать. А вторая?

— Издан приказ о сформировании опытной автотракторной роты!

— Поздравляю. Значит, опять со штабной должности на командную.

— Да, решил вернуться, а лучшей кандидатуры начальству все равно не найти.

— Тогда еще раз поздравляю.

Сергей протянул руку капитану, тот крепко сжал ее своей. Похоже, Кондратьев пребывает в радостной эйфории. Но ничего, это скоро пройдет. С капитаном ведь разница лет в десять, но Иванов вдруг ощутил себя старше него. Он-то прекрасно понимал, что путь передовой технической части в болоте Российской империи легким не будет.

— А сам не надумал еще?

О чем завел речь новоиспеченный командир роты, Сергей понял сразу, однако ответил с секундной задержкой:

— Думаю еще.

Не то чтобы соврал, скорее, попытался обмануть самого себя. На самом деле, с неизбежным решением он уже почти смирился, но продолжал тянуть время в призрачной надежде, что что-то изменится и неприятной процедуры удастся избежать.

— Прошу не тянуть, кадры роты нужно формировать, пока начальство не остыло, а то ведь и передумать могут.

— Понимаю. А что Мирошкин?

— Он прошение уже написал, ему дали ход.

— Понятно. Но до прибытия на место время у меня есть?

— Есть, — подтвердил капитан.

— Кстати, — спохватился Сергей, — а куда нас?

— В Нижний Тагил.

— Резонно, — согласился с начальством Иванов, — и от чужих глаз подальше, и завод металлургический под боком, лучшую ремонтную базу не найти. Пойду всем новости сообщу, пусть собираться начинают.

Ну, что тут есть интересного? Фотомастер Санкт-Петербургского представительства всемирно известной фирмы «Кодак» снял просохшую пленку и, взяв оправленную бронзой лупу, начал просматривать получившиеся кадры. Новейшее изобретение — фотографическую пленку можно было проявить только здесь, на втором этаже недавно построенного доходного дома на углу Большой Конюшенной и Волынского переулка. Вот и слали в Питер пленки со всей России. Эта пришла из Маньчжурии. И автор фотографий тоже был известен — штабной офицер, снимавший чудеснейшие пейзажи, некоторые из которых даже были опубликованы в столичных журналах.

На этот раз мастера ожидало разочарование. Пленка проявилась безупречно, но вместо пейзажей на ней были запечатлены какие-то странные машины и стоящие возле них люди в ранее невиданных комбинезонах. Все это на фоне какого-то унылого здания, похоже железнодорожного склада. Еще люди, лица крупно, один был в диковинном ребристом головном уборе. Фотографии военных и орудий попадались и раньше, но там они были сделаны на фоне интересной местности, а портреты принадлежали известным людям. Жаль, но даже глазу не за что зацепиться. Мастер вздохнул и отложил пленку в сторону, осталось только отпечатать снимки и отправить заказчику. Может, в следующий раз придет хоть что-нибудь интересное.

Сергей, уже успевший столкнуться со скоростью принятия решений в царской армии, думал, что раньше чем через месяц обещанные платформы не прибудут, но ошибся. Спустя две недели из Гунчжулина пришла телеграмма, которую в расположение роты принес штабс-капитан Петров. Прочитав содержимое желтоватого листка, Кондратьев сообщил сногсшибательную новость:

— Завтра утром платформы прибудут.

Тут же началась лихорадочная суета. Спешно достраивали до нужной высоты и укрепляли пандус, паковали имущество, накопленное за время годзяданьского сидения, его оказалось неожиданно много. Большую часть можно было бы и бросить, но неизвестно, что встретит их на новом месте. Может, выгонят в чистое поле, и каждый гвоздь золотым покажется.

Суматошный день наконец-то закончился, солдаты еще суетились в темноте, что-то доделывая, дотаскивая, упаковывая, а офицеры собрались на отвальную.

— Как же я вам завидую!

Основательно принявший мерзкой китайской водки прапорщик Щербаков не придумал ничего лучшего, чем вывалить свои жизненные проблемы на плечо Сергея. Вроде нормальный мужик, крепкий, а тут выпил лишнего и рассопливился. Лейтенанту захотелось встать и выйти, но прапорщик вцепился в правую руку как клещ, не оторвать.

— Я ведь больше года жену свою не видел. И детишек. Ик. Во-от они у меня.

Сапер полез в нагрудный карман мундира, где у него хранилась фотография полной, круглолицей, очень милой на вид женщины, держащей на коленях двух разряженных для торжественной фотографии детишек. Мальчика чуть постарше и девочку. Воспользовавшись моментом, Сергей высвободил руку из захвата.

— Нет, ты глянь, какая она у меня кра-асива-ая.

На взгляд лейтенанта женщина красавицей не была. Так, ничего особенного. Но высказывать свое мнение пьяному прапорщику он не стал, поддакнул, соглашаясь.

— И вот я здесь, — продолжил ныть Щербаков, — а она там. Я ее год не видел. Го-од! Пишет, что все в порядке, а у меня душа болит, как она там?