Вадим Полищук - «Гремя огнем». Танковый взвод из будущего

— И что, дают?

— Сам видишь. И попробуй не дай, ходоки тогда обещают всей толпой в деревню прийти. Представляете, что будет, если несколько сотен этих варнаков действительно в деревню придут? Вот и откупаются.

— А может, и нам сходить? — внес предложение Вощило. — Я — готов.

— Не, тебе не дадут, — влез Рябов.

— Это почему?

— А лицо у тебя слишком доброе, не поверят.

Ответ наводчика потонул в общем хохоте.

— Ты бы еще на танке предложил съездить, — окончательно отверг предложение сержанта Ерофеев, — тогда точно дадут. Однако что делать будем?

— А может, каторжан попросим поделиться?

— Не дадут зэки, — усомнился обидевшийся на всех Вощило.

— А мы их убедим поделиться! — Микола Чеботарь был парнем крупным и от недоедания страдал больше других. — У нас три танка, пулеметов пять штук…

В этот момент Сергей решил вмешаться в замыслы подчиненных:

— Мужики, а просто пойти и попросить, прежде чем за оружие хвататься, вам в голову не приходит?

Рябов поскреб ногтями изрядно заросший затылок.

— Прав лейтенант, пойду объясню им ситуацию.

В этот раз наводчик отсутствовал существенно дольше и пришел не с пустыми руками: принес две буханки хлеба, приличный шмат сала и несколько сырых картофелин, которые тут же были сварены и съедены.

— Сегодня ходоки к вечеру вернуться должны, старосты обещали подкинуть чего-нибудь. А завтра, если эшелоны не тронутся, можно двоим с ними по деревням пойти.

Среди каторжан царило сытое благодушие, смешанное с эйфорией амнистии и возвращения домой. Ходоками тут же выбрали Рябова, как самого шустрого, и Миколу в качестве носильщика добытого. Острота продовольственной проблемы на некоторое время сгладилась.

За Томском забастовки кончились. Все станции были забиты демобилизованными запасными, эти даже в Маньчжурию не попали. Но литерному эшелону дали «зеленую улицу». Мелкие полустанки теперь проскакивали без остановки, задерживаясь только для смены паровозов. Оружие убрали обратно в ящики. Вот только морозы в Сибири стояли уже нешуточные. На ходу все тепло выдувалось из теплушки через щели в обшивке. Стоявшую посреди вагона печку приходилось кочегарить постоянно, для чего танкисты таскали уголь на станциях.

В Екатеринбурге эшелон повернул направо, на север, и несколько часов спустя вполз на территорию большого металлургического завода. Пробравшись между сверкавших огнями черных, закопченных цехов, вагоны замерли в тупике на окраине заводской территории. Лейтенант Иванов первым спрыгнул на неглубокий серый снег. Огляделся и крикнул остальным, не спешившим покидать теплушку:

— Вылезай, славяне! Похоже, приехали.

На приеме у императора, состоявшемся 28 марта 1906 года, военный министр Александр Федорович Редигер отметил, что государь слушал его невнимательно и явно был погружен в свои мысли. После доклада министра воцарилась томительная пауза. Наконец император заговорил, медленно, осторожно подбирая слова:

— Как вы знаете, на днях я принял генерала Линевича.

О приеме министр знал. Отставленные от службы генералы Куропаткин и Линевич просили приема, но Куропаткина государь видеть не пожелал, а Линевича, после рассмотрения генералом Рихтером его действий на посту главнокомандующего, все-таки принял. Между тем Николай продолжил:

— Генералом были доставлены некоторые материалы, которые требуют вашего рассмотрения. Я распоряжусь, чтобы их доставили вам сегодня же. Можете привлечь к делу тех, кого сочтете нужным, не посвящая, однако, в детали.

— Слушаюсь, Ваше императорское величество!

На этом император дал понять, что прием закончен. Удивленный генерал вернулся к себе в министерство, гадая, что бы могло означать столь странное и неопределенное поручение императора. Спустя час, благо расстояние до Зимнего дворца небольшое, дворцовые гренадеры при офицере доставили в кабинет министра опечатанные кофр и два зеленых ящика, в какие упаковывали на заводе трехлинейные винтовки.

Дел у министра было много: беспорядки продолжались, и министерство внутренних дел постоянно требовало войск для их подавления, к весеннему собранию Думы требовалось подготовить и принять множество законов, саму армию требовалось реформировать и перевооружить, восполнить растраченные за войну запасы… И все это в условиях весьма ограниченного финансирования. А тут еще весьма странное и неопределенное поручение государя, связанное с приемом опального генерала. Сам Редигер был человеком здравомыслящим, толковым и работоспособным, хотя генералом был скорее кабинетным, чем боевым.

Собравшись с мыслями, Александр Федорович решительно сорвал с кофра печати и, достав из него несколько пухлых папок с бумагами, начал их изучение. Буквально через две минуты он поднялся с кресла, подошел к стоявшему на полу ящику из-под винтовок и вскрыл его. Не прикасаясь, рассмотрел содержимое, открыл второй, затем вернулся за стол с самым озабоченным выражением на лице. Протерев очки, он опять углубился в изучение бумаг, раскладывая по столу фотографии странных машин и людей в непривычных комбинезонах и ребристых шлемах возле них. К себе на квартиру он в эту ночь так и не вернулся.

Генерал-майор Керн вызовом в министерство был несколько удивлен. Возглавляемая им комиссия по разработке нового трехлинейного патрона, созданная при ГАУ, совсем недавно приступила к своей деятельности, и ожидать от нее каких-либо значимых результатов было рано. А проблем предстояло решить много. Предстояло определить предельное давление в стволе винтовки, выбрать форму головной части, определить опытным путем наивыгоднейшую массу пули. До появления нового патрона должно было пройти еще два-три года при условии благоприятного финансирования.

После традиционного приветствия министр пригласил Корна присесть к столу и, выдвинув массивный ящик, достал несколько винтовочных обойм с патронами.

— Взгляните, генерал, вот на это. Что можете сказать?

Керн принял из рук генерала одну из обойм. Несомненно, это была обойма от русской трехлинейной винтовки, а вот патрон уже с остроконечной пулей. Начальник комиссии выщелкнул крайний патрон из обоймы, хотел рассмотреть клеймо производителя, так как ни один из отечественных заводов такого патрона выпустить еще не мог. Но тут его ожидал еще один сюрприз. Дно гильзы было не сферическим, а плоским, с фаской. Никаких клейм производителя, только два числа: сверху — 188, снизу — 44. Даже год производства не указан!

— Откуда это у вас, Ваше высокопревосходительство?

— Не могу сказать, Александр Эдуардович.

Редигер действительно не мог сказать правду, а врать не хотел.