Вадим Полищук - «Гремя огнем». Танковый взвод из будущего

— Совещание отменяется, прошу всех вернуться к исполнению своих обязанностей. Штабс-капитану Иванову — остаться.

Когда дверь за вышедшими офицерами закрылась, командир батальона опустился на стул напротив Сергея.

— Про убийство эрцгерцога никто из вас ничего не писал.

— Верно, не писали, упустили из виду. Про причины писали, про ход войны, про последствия, а предлог как-то упустили.

— Значит, месяц у нас еще есть, — сделал вывод подполковник.

— Думаю, есть.

Никогда еще за все время танкистов не учили с такой интенсивностью, за месяц батальон сжег больше бензина, чем за предыдущие полгода. Учились в составе взводов, в составе рот, под конец провели батальонные учения. Раскатанные танками препятствия и укрепления на танкодроме пришлось чинить несколько раз. Жаль только, что учились одни лишь танкисты, отработать взаимодействие с пехотой не представлялось возможным по причине отсутствия таковой.

Еще один вопрос, сильно волновавший Сергея, он задал комбату:

— Что будем делать с «тридцатьчетверками»?

Три танка, равных которым не появится в ближайшие четверть века, бесполезно стояли за воротами ангара. Полностью исправные и готовые к бою, только аккумуляторы на место поставить и сжатый воздух в баллоны закачать. Правда, к двум снарядов — кот наплакал, а третий больше двадцати верст в час разогнаться не может. Но главное их оружие — три радиостанции, в самый раз обеспечить связь рот со штабом батальона.

— Никаких указаний на этот счет не было. Думаю, про них просто забыли, но я запрошу инструкции по поводу дальнейших действий.

— Запроси, а я пока танки проверю.

На самом деле проверка была только предлогом, под ее видом в полутемном ангаре собралось полтора десятка человек — все, кто остался от танкового взвода и отделения десантников. Пробежав взглядом по лицам собравшихся, Сергей набрал в грудь воздуха и начал речь, к которой давно готовился:

— Девять с лишним лет назад мы с вами оказались здесь. Я постарался сделать все возможное, чтобы мы дожили до этого дня. Но вы не хуже меня знаете, что ожидает нас дальше: империалистическая, две революции и гражданская. Уцелеть в этом водовороте будет трудно, тем более что здесь никто не привык прятаться за чужими спинами.

— Лейтенант, ты дело говори, — прервал излияния Иванова бывший сержант, а ныне фельдфебель Вощило.

— А дело такое, приказ о выступлении придет со дня на день. Есть сведения, что нас направят в армию генерала Самсонова.

Народ напрягся. Даже если кто и не слышал о судьбе этой армии, то поддался общему настроению.

— Из остающихся здесь будет сформирована учебная рота, которая будет принимать танки у завода и формировать маршевые пополнения для батальона. Кто-то должен остаться здесь, все пережить и сообщить советскому руководству о грядущих событиях.

— Чего это ты на меня уставился, командир? — возмутился Ерофеев. — Я не останусь. Вы там будете бить, а я тут в тылу свою Матрену щупать?

— Иваныч, тебе уже почти полтинник, с твоим опытом нужно здесь людей учить. Или ты за два с половиной года не навоевался?

— С моим опытом у экипажа больше шансов в живых остаться. Может, я хочу в Восточную Пруссию на тридцать лет раньше въехать? Нет, нет, нет, не останусь, даже не пытайтесь меня уговаривать!

Зная упрямый характер Иваныча — хоть кол на голове теши, а все равно сделает по-своему, — Сергей махнул на механика рукой и обвел взглядом оставшихся. В полумраке не видно выражения лиц, невозможно понять, кто и что думает.

— Может, есть добровольцы? Можно двух-трех оставить.

В ответ тишина. Если кто и хотел остаться, то показать свою слабость перед лицом товарищей не рискнул. Пауза затянулась на несколько секунд. Тогда Иванов принял решение сам:

— Если добровольцев нет, останется сержант Вощило. Это приказ. — Сергей успел предотвратить возражения, готовые сорваться с языка сержанта: — Задача ясна?

— Так точно. Только кто мне поверит?

— А ты постарайся, чтобы поверили. И за танками присматривай.

Вместе с фельдфебелем оставили еще и Аббасова, как лучшего инструктора по обучению вождению танков. Хотели еще и Рябова, но тот отбился, решительно заявив:

— У меня к немцам свой счет. С сынков взыскать не успел, так пусть их папаши расплачиваются.

Дальнейший разговор был прерван появлением самого комбата. Кондратьев сразу понял, что никакой проверкой здесь и не пахнет, народ совещается. Выйдя перед собравшимися, подполковник огласил окончательный приговор:

— Завтра выступаем, отправление первого эшелона — пятнадцать ноль-ноль. Эти танки приказано оставить здесь.

В отличие от остальных танкистов батальона собравшиеся хорошо знали, что их ожидает, потому слова комбата породили гробовую тишину. Сергей провел рукой по шершавой броне ближайшей «тридцатьчетверки».

— Ну что же, может, оно и к лучшему. Не дай бог, хоть один к немцам попадет. Все, собрание закончено, надо собираться.

Как всегда, в последний момент обнаружилась масса важных, срочных и никак неотложных дел и забот. Домой Сергей вернулся затемно. Жена встретила его в прихожей, привычно подставила для поцелуя щечку.

— Ужинать будете?

Она так и не научилась говорить мужу «ты». Чужая женщина, совсем чужая. И холодная. Сергей в очередной раз осознал эту истину. Тем не менее от осознания скорого расставания с ней защемило сердце.

— Мы завтра выступаем, мне надо собраться.

— Надолго?

— Как получится. Это война, загадывать бесполезно.

Настя застыла, осознав вдруг, что может потерять мужа навсегда. Пусть и нелюбимого, но любящего. Надолго, а может, навсегда ей предстоит остаться одной.

— Я помогу.

— Спасибо, но лучше я сам.

Как ни коротки были сборы, а закончились все равно за полночь. Жена уже легла, когда Сергей добрался до широкой супружеской кровати и осторожно, чтобы не разбудить ее, лег. Они уже давно спали под разными одеялами. Неожиданно он почувствовал прикосновение, теплая Настина рука легла ему на плечо. Пару секунд он не мог поверить в происходящее, потом повернулся к жене. Впервые за два с лишним года супружеской жизни Настя была без обычной длинной и плотной ночной сорочки. И впервые предлагала себя сама.

Утром Настя держалась как обычно. Привычно накормила мужа завтраком, но дух расставания, незримый и неумолимый, витал над супругами.

— Давай простимся здесь, не хочу, чтобы ты приходила на станцию.

Прощальный поцелуй Настя выдержала, и только когда дверь за мужем закрылась, она безвольной куклой осела на крашеные доски пола прихожей. И зарыдала.

На погрузке один из танков заглох, механикам потребовался час, чтобы опять завести двигатель, второй неудачно сманеврировал и едва не свалился с платформы.