Александр Громов - Исландская карта. Русский аркан

— Однако… Вынослив человек!

— Это еще не все. Сушеные и маринованные водоросли, всевозможная рыба, даже ядовитая, медузы…

— Неужели медуз едят? Вот пакость!

— И сырую рыбу тонкими ломтиками. Называется сасими. Едят также некоторых насекомых, например, кузнечиков.

— Тьфу!

— А хлеб?

— Пекут, но мало. Так же мало едят мяса. С пастбищами для скота в Японии трудно — сплошь рисовые заливные поля, от которых воняет, потому что удобряют их тем, о чем в приличном обществе говорить не принято. Японские крестьяне целыми днями не вылезают из этой жижи.

Батеньков сделал движение кадыком. Молодые мичманы покатились со смеху.

— Нехристи, что с них взять. — Отец Варфоломей густо откашлялся. — Однако премерзостно. Неужели среди тех заблудших душ нет христиан?

— Почему же нет? Европейцы.

— А местные?

— Теперь практически нет, а раньше были, — пояснил Канчеялов. — Лет триста назад сиогун Хидэясу Нобугава сломил сопротивление даймиосов — это японские удельные князья — и объединил страну политически. Потом объединил и духовно, перебив без пощады тех христиан, которые оказались тверды в вере. Потом вообще закрыл Японию для всех иностранцев, исключая китайцев и корейцев. Впоследствии голландцы добились от японского правительства привилегии основать торговую факторию, и уже сравнительно недавно, всего лет шестьдесят назад европейские торговые суда получили право захода в порт Нагасаки. Заветы старины — это, конечно, неплохо, но без внешней торговли японцам никак не обойтись. И наконец, всего пять лет назад во главе Японии встал император, сместив потерявшего реальную власть сиогуна…

— Ну, это-то мы знаем из газет, — не совсем вежливо перебил Фаленберг. — Нам бы узнать побольше об обычаях японского народа…

Канчеялов беспомощно развел руками.

— Быть может, позже? Мне еще переводить и переводить. Закончу — сделаю обстоятельный доклад.

— Ну хоть какие-нибудь детали! — взмолился Завалишин. — Не хочется ведь показаться дикарем.

— Покажетесь, не сомневайтесь. Автор уверяет, будто Японию можно изучать всю жизнь и все равно не понять до конца. Я начинаю думать, что он прав… Ну ладно… Например. Что нужно, чтобы избавить жилье от злых духов?

Корнилович и Свистунов захихикали.

— Повесить в красном углу икону, — сказал Батеньков. — А не поможет, так пригласить попа освятить помещение.

— Это вы так считаете. А японец разбросает по всему дому сухие бобы и тем решит проблему.

— Н-да, — молвил Канчеялов. — Не знаю, убегут ли от бобов злые духи, но мыши прибегут, это точно.

— Вот мы и имеем пример сведения сложной проблемы к простой, — улыбнулся Гжатский. — С мышами, наверное, легче справиться, чем с духами?

— Котам, конечно, легче.

— Дальше, дальше! Тише, господа!

— Гм… Еще все без исключения японцы любят созерцать… Впрочем, виноват, исключение, наверное, имеется — слепые…

— Созерцать что?

— Что угодно: цветущую вишню, первый снег, гору Фудзи, пруд с кувшинками, какую-нибудь особенно кривую сосну, цаплю в полете, камни, изменчивость морских волн и облаков, луну… Кстати, забавная деталь: наиболее подходящим местом, чтобы любоваться луной, японцы считают уборную.

После секундной оторопи захохотали все. Отец Варфоломей, взрыкивая тяжелым басом, утирал рукавом рясы слезящиеся от смеха глаза.

— У кого запор, тот может даже и повыть на луну, — вставил Свистунов.

Пыхачев, не в силах произнести ни слова, только руками на него замахал.

Не смеялся один Гжатский — морщил лоб и даже задал вопрос о конструкции японских отхожих мест. Без стен и крыш они, что ли?

— Похоже, что так, — неуверенно согласился Канчеялов. — Вообще японцам наши понятия о приличиях кажутся смешными. С одной стороны, их возмущают декольте европейских дам…

— Ну вот еще! — Мичман Корнилович фыркнул в рюмку.

— …с другой стороны, они свободно оголяются ради гигиены. Чистота тела для японцев свята. В любом японском городе можно ежедневно наблюдать, как нагие японки моются в деревянных бочках прямо на улицах перед своими домиками и переговариваются с соседками, сидящими в таких же бочках по другую сторону улицы. Причем, когда наступает время вылезти из бочки, японка ничуть не стесняется присутствия мужчин, будь то ее соотечественник или чужеземец.

— Вот это да! Хочу в Японию! — заявил Свистунов. — Что же вы, мучитель, с отхожих мест начали? А японки красивы? Я видел гравюры, так там не так, чтобы очень…

— На любителя. Но большинство европейцев считает, что красивы и очень грациозны. Миниатюрные смешливые куколки большого изящества.

— Довольно о бабах, господа! — вмешался в разговор Враницкий, уловив недовольное движение Пыхачева. — Стыдно! Идем с важнейшей миссией, а туда же — стадо жеребцов… Имейте в виду: попадете в историю — ни Леонтий Порфирьевич, ни я покрывать ваши художества не станем. Замарал честь русского офицера — сам виноват. Всем понятно?

Фаленберг и Завалишин вышли на воздух — один готовился принять вахту, другой собирался соснуть в каюте часика четыре. Оба с удовольствием вдохнули ночную свежесть, залюбовались светящимся океаном.

Дул ровный пассат. Наполненные ветром паруса казались вылепленными скульптором. Чуть слышно гудели снасти. Шипела вода под форштевнем. Не вахта, а одно удовольствие. С бака доносилось негромко:

— Одно мне все-таки непонятно, — понизив голос, молвил Завалишин. — Почему мы идем в Японию, зная о ней не более российского обывателя? Не просто ведь идем, а с важнейшей миссией, как верно сказал Павел Васильевич… Почему никого из нас не проинструктировали еще в России? Да еще обход Англии с севера, бой с целой эскадрой… Ведь чудом же вырвались! Раньше я не думал об этом, а теперь у меня возникают странные мысли: планировалось ли, что мы дойдем до Японии? — Последние слова мичман выговорил шепотом.

Фаленберг только вздохнул — наверное, тоже уже думал об этом — и ничего не ответил.

От мыса Фарвель «Св. Екатерина» летела на вест-зюйд-вест так быстро, как только позволял ветер. К счастью, он позволял поставить все прямые паруса до трюмселей включительно. Теперь, когда дело сделано, когда игру уже не переиграешь заново, оставалось единственное: сохранить удачу чистой. Иными словами — прочь от гренландских берегов! Как можно быстрее и как можно дальше.

Шли без флага — Лопухин приказал спустить Юнион Джек, едва берега Гренландии растаяли в дымке над горизонтом. На ходу закрасили английское название баркентины — и исчез несуществующий корабль его величества «Ulisses». Лопухину очень хотелось вывести на бортах церковнославянским шрифтом «Св. Екатерина», но подождать с этим было не только можно, но и должно. Еще будет время лечь в дрейф при штилевой погоде и заняться не только названием, но и множеством иных несрочных дел.