Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Придя в кабинет Мартынова, я вопросительно посмотрел на командира. Тот хмыкнул и откинулся на спинку стула:

— Послезавтра ты в сопровождении группы сотрудников госбезопасности, прокуратуры и МУРа выезжаешь в Ростовскую область. Вы будете участвовать в работе спецкомиссии по расследованию преступлений фашистов на временно оккупированной территории. Завтра познакомишься с группой, пройдешь инструктажи и т. д.

— Товарищ старший майор! Какой из меня дознаватель?! Вы чего?! — Я обалдел. Ожидал чего угодно, но только не такого!

— Это приказ, товарищ старший лейтенант! — Мартынов жестко пресек мое возмущение. — Вы свободны!

Интерлюдия.14.07.1942 г., Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина

Лаврентий Павлович внимательно наблюдал, как Сталин, прочитав последний лист рапорта Стасова, откинулся на спинку стула. В глубокой задумчивости Вождь открыл коробку папирос, взял трубку и начал набивать ее папиросным табаком, переламывая и разминая папиросы пальцами. Продолжая сохранять молчание, Иосиф Виссарионович раскурил трубку, сделал несколько затяжек и встал. Продолжая окутываться клубами дыма, Сталин стал прохаживаться по кабинету, мягко ступая по ковру. Подойдя к окну, он пару мгновений смотрел в него и неожиданно для наркома спросил:

— А чито с «Бомбой» у нас?

Вздрогнувший Берия, не ожидавший подобного вопроса, на пару секунд растерялся. Но сумел взять себя в руки и ответил:

— Все идет согласно графику. Особых успехов пока нет, но перспективы неплохие. Разработка месторождения сырья уже началась. К особо опасным работам привлечены осужденные по особо тяжелым статьям Уголовного кодекса — убийцы, насильники и подобные им лица. В дальнейшем в соответствии с решением Политбюро будут использоваться и лица, сотрудничавшие с немцами. Главным достижением на сегодняшний день является успех в Дании. Удалось убедить Нильса Бора на переезд в СССР. Вместе с ним согласились переехать еще двадцать семь молодых математиков с семьями, всего 73 человека. 20 июля они прибывают в Мурманск.

— И как вам удалось убедить его? — Сталин отвернулся от окна и заинтересованно взглянул на наркома.

— Сам удивляюсь, Иосиф Виссарионович, — Берия развел руками. — Как мне сообщили, особых уговоров не потребовалось.

— Очэнь, очэнь хорошо! — Сталин вернулся за стол, отложил трубку и кивнул на папку с рапортом Стасова: — Чито ты думаешь по этому делу?

— В первую очередь, Иосиф Виссарионович, я думаю, что дела в его будущем были, — он помялся, — плохими дела были.

— Уж скажи прямо —…овые дела там творились, — Сталин раздраженно махнул рукой. — Чито ти думаешь по его предложениям? И насколько они, гм, могут стать необходимыми?

— Многое из предложенного Стасовым необходимо осуществлять, если мы не хотим оставить даже малейших шансов нашим врагам на развал страны в дальнейшем. — Берия твердо смотрел в глаза Вождя. — Я просто уверен в этом. Уверенности добавляет и информация, ранее полученная от Стасова и Максимова.

— Увэренность — это хорошо, — Сталин усмехнулся. — Без увэренности не может быть нормальной работы. Что с комиссией, работающей на освобожденной территории?

— Работают, Иосиф Виссарионович, — с еле заметной паузой ответил Берия, снова не ожидавший подобного переключения темы разговора. — Фиксируются все преступления гитлеровцев на нашей территории. Жуткие факты сообщают. Просто жуткие.

— Включи в группу, работающую на юге, Стасова и сколько нужно людей охраны. Пусть поработает на воздухе, — Сталин усмехнулся, глядя на выражение растерянности на лице Берия. — Пусть поработает. А ти, Лаврентий, расскажи-ка мне, что там за история с Рокоссовским и Андреевым?

— Ситуация интересная, — оживился нарком. — Выстраивается любопытная цепочка…

Оказывается, я очень разбаловался за последнее время. Привык летать самолетом, аристократ хренов! Думал, по простоте душевной, что и в этот раз по воздуху до места доберусь. Счаз! Размечтался! А в теплушку не хотите, товарищ старший лейтенант? Как не хотите? А придется! И пришлось трястись в этом СВ, черт бы его побрал! Нет. Поначалу, первые два дня, было даже прикольно. А вот дальше уже надоело. Причем мы-то, в смысле усиление комиссии, ехали с относительным комфортом, в отличие от остального эшелона. Всего 11 человек на теплушку, так что место было. И все бы ничего, если бы не старший нашей группы, которым назначили военюриста 2 ранга Пуриса. Если бы я не знал его имени и фамилии, ни за что бы не догадался, что он прибалт.

Военюрист Адам Янисович Пурис был маленький и кругленький, с густыми, жесткими на вид волосами на непомерно большой для такого тела голове. Хитрые, немного косящие маленькие глазки, спрятавшиеся в глубине пухлых щек под низким, скошенным лобиком, казалось, постоянно ощупывают все окружающее. Весьма отвратительный внешне тип. Именно так я и подумал в первый момент. Ну никак он не напоминал знакомых мне прибалтов! Хоть убейте! Этот мелкий живчик скорее напоминал кавказца или еврея, но не степенного латыша, кем он был на самом деле.

При всей своей невзрачной внешности Адам обладал шикарным, хорошо поставленным баритоном, услышав который я просто обалдел, вспомнив первую встречу с «Бахом», а в процессе знакомства я полностью поменял свое мнение о Пурисе — умница и весельчак! Именно так я стал считать уже через десять минут после знакомства. Энергия и шутки просто били из него во все стороны. Эх, если бы я знал его поближе, то заранее бы застрелился или пристрелил его! Мало того, что он оказался алконавтом, так еще и трепаться мог круглые сутки без перерыва! К концу второго дня вся наша группа явно мечтала пристрелить его. До того достала его болтовня, водка и бабы. Как он ухитрялся на каждой остановке находить себе новую пассию, просто ума не приложу. И чем он их так очаровывал? Голосом? Или весь в корень ушел? Вообще, компания подобралась нормальная. Все примерно одного возраста, за исключением Пуриса, которому было уже сорок три года. Звания тоже не сильно различались, да и относились почти все к одной «конторе». Только Пурис и еще один военюрист, Смолин Олег, были из прокуратуры. Все остальные — из НКВД: муровцы и три гэбэшника, считая меня.

В Ростов мы прибыли утром 25 июля, уже спаянной (или споенной Пурисом) командой. Дорога, которая в моей прошлой жизни занимала сутки, длилась целую неделю. Дорога была просто перегружена эшелонами, а наш не относился к первостатейным. Вот мы и тормозились почти на каждой станции. Довольным оставался только наш старшой. Мы же искренне обрадовались предстоящему расставанию с нашим «экспрессом». Увидев город, в первый момент я впал в откровенный ступор. Таких развалин мне еще не доводилось видеть! Только в старой кинохронике, посвященной Великой Отечественной, было что-то похожее. Но одно дело — кадры хроники, на которые ты смотришь, сидя в мягком кресле перед телеящиком, и совсем другое — видеть подобное вживую. Поначалу мне показалось, что целых зданий в городе не осталось совсем. Оказалось, что я, к счастью, ошибался. Такая разруха была в основном у железнодорожного вокзала. Как нам объяснил встречающий нас капитан, тут отметились и наши «соколы», и «птенцы Геринга». В результате их действий прилегающей к железной дороге части города просто не было. Были горы кирпича, которые разбирали небольшие группы женщин. Подведя нас к ЗИСу, ожидавшему нас на площади, капитан и Пурис направились к коменданту. А мы остались ждать у машины. Не успели мы выкурить по папироске, как «начальство» уже вернулось. Быстро погрузились в кузов ЗИСа и двинулись в путь.