Владимир Коваленко - Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки

– Несомненно. Но Ханли принимает слишком близко к сердцу все, что связано с его изобретениями. Потому – «ремингтон»! С «кольтом» больше мороки, да и барабаны не меняются. Кроме того, «ремингтон» отлично пригодится при абордаже.

В том, что создатель подводной лодки – натура увлеченная и кипучая, сомневаться не приходится. Но по той же причине он явится убивать любого врага, если тот помешает работам по главному детищу. А вот доказать, что его паровозный котел с самоварной трубой – опасное оружие, пожелает почти наверняка.

– Вы правы, револьвер мне понадобится. Но – очень большой. Я не верю ни в попытку убийства, ни в дуэль по правилам. Зато, полагаю, после всех переделок мистер Ханли вздумает испытать «Ныряльщика» в атаке.

– Корабельный револьвер?

Уэрта-старший доволен. Улыбается.

– Что ж, молодой человек, у меня найдется то, что вам нужно. Только… Я прослежу, чтобы Ханли снарядил шест вместо мины чем-нибудь безобидным. Чем-нибудь, что даже сослепу не перепутать с миной. Скажем, бочонок с краской. Полагаю, условное утопление «Невского» более чем удовлетворит его честолюбие. Полагаю, вы согласитесь на условную дуэль?

И были чертежи на салфетках – потом они отольются тушью по белой бумаге. И были спор, и смех. Дотемна. Решения. Например, такое: с утра мисс Берта отправляется на рынок. Чувствует себя дура дурой. Да еще время от времени хихикает. Надо же – явиться во фруктовый ряд с циркулем для калибровки ядер! Продавцам не до смеха: еще никто так придирчиво не выбирал фрукты, равно отвергая слишком большие и слишком мелкие, прося показать товар со дна корзин и обещая за обычные плоды – если подойдут – совершенно несусветные деньги.

Вот у этой девушки, кажется, то, что надо. Персики. Самые поздние. Семь из десяти… И достаточно много: ослик, повозка гружена доверху.

– Вот эти я возьму. Тысячу наберете? Замечательно! Джеймс, проследи за погрузкой. А эта южная краса – вам.

Белокурая девчонка рассматривает портрет миссис Пикенс на казначейском билете. Сто долларов. Фермерская дочь, наверное, такой бумажки еще и не видела.

– Мисс ла Уэрта… – смущается. – Это ведь не для еды, да? Это как-то связано с пушками?

Берта понижает голос до драматического шепота:

– Угадала. Но не кричи об этом на весь рынок. Здесь полно ушей, способных этой же ночью податься на остров Морриса.

– А ваши…

– Слуги? Отец всем выписал вольные. Чем бы ни закончилась война, они при своем останутся. Смысл бегать?

– Ясно… – белокурая думает.

– Юная леди, вы желаете перещеголять меня в щедрости?

– Нет, мисс ла Уэрта! – странно, простое обращение звучит в устах девушки почти как воинское звание. Как «капитан» или даже «полковник»! – Но ведь это для флота… Денег не надо! Просто – победите.

Поворачивается и идет к пустой повозке.

А мисс ла Уэрта стоит с сотенной купюрой в руке, смотрит вслед… Дура дурой! Хорошо, Эванджелина растормошила. И постанывающий под тяжестью сочных плодов экипаж повернул – к порту. Милая, совершенно пристойная картина: патриотичная девица решила угостить союзников персиками последнего урожая.

– Всплываем! – Ханли взялся за рычаг опорожнения носовой цистерны.

– Но, сэр… Они СТРЕЛЯЮТ!

– Если бы они хотели нас утопить, они бы это сделали. Не знаю, что там стучит по обшивке – но оно явно не способно пробить даже тонкое котельное железо… Всплываем. Джентльмен должен уметь проигрывать. Опорожнение цистерн по счету три! Раз…

На этот раз – никаких ручных насосов. Шипит сжатый воздух, вытесняя воду из балластных цистерн. Вот и борт корабля, до которого так и не удалось добраться.

– Эй, на «Невском»! Чем вы стреляли, если не секрет?

– Тайну за тайну! Что у вас на шесте?

– Бочонок с краской.

– А картечницу зарядили персиками. Специально подбирали… Знаете, как нелегко было подобрать пятьсот персиков – точно под двухдюймовый калибр? Ну, остальные тоже не пропадут… Не желаете ли угоститься тем, что не пришлось по вкусу «кофемолке»?

– Нет пока. С вашего позволения я повторю атаку несколько раз. Мне все-таки нужно отработать удар под броневой пояс…

Весь день заполнен маневрированием по внутреннему рейду. Дважды в воде расплывается багряное пятно – будто под винт попал кит или крупная акула. Четырежды подводная лодка честно всплывает, не добравшись до добычи.

И вот снова – салон. Корзинка персиков на столе: некондиция. Три невеселых человека. Капитан и его помощник, узнавшие, что их великолепный корабль можно разменять на пару паровозных котлов с винтами. И третий, что до вечера успел умереть четырежды. Пусть и условно… Хорэйс Ханли недоволен детищем. И не понимает, что совершил революцию в деле защиты побережий.

– Я не слишком задел вас своей недавней напористостью, сэр? – спрашивает тускло. – Простите, капитан, но сочетание двух главных страстей – любви к техническому прогрессу и любви к отечеству – ужаснейшим образом отразились на моих манерах. И ради чего?

Неприятно смотреть, как активный, деловитый человек превращается в мямлящую тряпку. А ведь подбадривать товарищей по корпусу у кадета Алексеева когда-то получалось неплохо. Особенно если нужно было их подбить на какую-нибудь каверзу… Это вышло почти само собой, чуточку против воли: шаг вперед, ясный, дружеский взгляд в глаза, правая рука на плече собеседника – а левая за спину, и пальцы скрещены. Слова – за них потом будет стыдно.

– Вы хорошо поработали, сэр… Даже здесь, на учениях, вы потеряли тридцать шесть человек – а уничтожили более шестисот.

– Я создал оружие самоубийц…

– Нет, сэр! Оружие героев. Позвольте напомнить вам слова вашего же – американского и южного – вождя: «Дерево свободы требуется поливать кровью тиранов и патриотов». Но от вас зависит, чтобы этой крови патриотов понадобилось меньше. Потому – дорабатывайте машину! В ней нуждается не один Юг. В ближайшую встречу я поговорю с посланником Стеклем о приобретении чертежей улучшенного образца для нужд русского флота…

Теперь обе руки сложены за спиной, в голосе деловой ледок, перехваченный у того блокадопрорывателя, как его… а, Норман Сторм.

Ханли просветлел. Наговорил кучу восторженных слов, озарился несколькими гениальными идеями – о, сугубо предварительными! – и исчез за дверью. Даже надкушенный персик забыл. За ним заторопился и Мецишевский, по извечной для старшего помощника суете. Уходя, показал поднятый кверху большой палец. Поляк, шляхта. Наверняка в крови – крылья за спиной, склоненная пика, смерть или слава впереди…

Алексеев с отвращением осмотрел руки. Словно гальюн драил… Пора бы понять, что время проказ прошло. Что грозило однокашнику, послушавшему друга Женьку? Наряд-другой, не больше. В крайнем случае – самое страшное! – отняли б день от отпуска. А Ханли угробится сам и потащит за собой других. И вместо волны, красной от краски, чей-то борт лизнет волна, красная от крови.