Федор Вихрев - Третья сила. Сорвать Блицкриг!

Распределили. Мужиков отдельно, меня в бабскую казарму к штабным связисткам. А у тех как раз банный день. Вы были в женской бане? Мечта любого мужчины. Все фигуристые, с талиями, — в двухтысячном таких будет меньшинство. Конечно, до комплекса неполноценности было еще далековато, но со своими раскачанными плечами и перекачанными мышцами я была немного «не в теме». Обсуждения меня проводились на полутонах, не сильно уменьшая возможность эти обсуждения оценить. Двадцать баб на десять квадратных метров и восемь шаек. Белье с собой. У них чистое, а мне свое еще стирать пришлось. Оделась во взятую напрокат гимнастерку и юбку. Мокрое белье вывесила на веревки, а сама уселась на скамейку, поджав босые ноги, и вытащила из планшетки чистые листы. Мысли в голове — они всегда мысли, крутятся в самые неудобные моменты. На такой случай Ярошенко вкладывал мне в планшетку листы и карандаши — пиши, мол, когда мысля умная в голову придет. Пришла — пишу. Надо же набросать теорию подготовки боевых пловцов, да и бои в ограниченном пространстве, то, на чем мы чуть не прокололись в бункере. Много надо записать, а времени всегда не хватает.

— Товарищ красноармеец!

— А?

Поднимаю голову, стоит какой-то офицер и нагло требует от меня резвой деятельности по вскакиванию, отдаче чести и всякой армейской херне. Разбежался. Встать — это ноги в сапоги без носков, я портянки так и не научилась наматывать, гимнастерку застегивать. Скосила глаза на плечо — погон нет. Да и с мысли сбил — ну не дебил?!

Встаю.

— Чего сидишь? Звание, подразделение?

— Э… сержант Иванова, связист разведгруппы лейтенанта Алексеева. Вымылась, сушусь. А в чем проблема?

— Где сейчас твой Алексеев?

— А я знаю?!

— А что пишешь?

— Сказку, детям на ночь.

— Дай посмотреть…

Ага, щас! Разбежалась и дала.

— Это сказка не для таких детей, как ты. А для вежливых.

— Ты мне не хами, сержант Иванова, со мной лучше по-хорошему… А то на трое суток на гауптвахту пойдешь!

Блин! Достал. Ему еще и по-хорошему! Что, прям здесь, на лавочке?

— Все вопросы к лейтенанту, товарищ капитан.

— Хорошо… я тебя запомнил.

— И хорошо, что запомнил, а то я всех вас забываю…

— Что ты сказала?

— Сказала, что память плохая. Девичья. Забываю я. Что поделать?

Сзади шаги.

— Товарищ капитан, у вас какие-то вопросы к сержанту Ивановой?

— А вам что до этого?

— Лейтенант Алексеев. Она в моем подчинении.

— Тогда у меня вопросы к вам, товарищ лейтенант. А вашей Ивановой надо научиться с офицерами разговаривать! А то я ее могу на гауптвахту отправить.

— Так точно! Извините! Женщина… что с нее возьмешь!

— В армии все солдаты, а не женщины и мужчины! Ладно, на первый раз прощаю. Но чтоб больше такого не было.

Ну, спасибо, любезный ты мой! Откуда такие идиоты только берутся? С виду нормальные мужики, а как достебутся — то прыгаешь низко, то пердишь громко… и до всего есть дело. Ладно, замнем для ясности, товарищ капитан. Но морду твою я очень-очень постараюсь запомнить.

Центр

В воздухе тесно и жарко. Немцы давят со страшной силой, стремясь максимально полно использовать добытое ценой потери трех пятых от общего количества заброшенных диверсантов преимущество.

А торопиться следовало, ибо русские, несмотря на потерю радаров, нарушенную связь и дезорганизованное стремительным продвижением немцев управление, в себя приходят стремительно. И в воздухе это чувствовалось сильнее всего. Штаб ПВО показал, что и полуослепший-полуоглохший он способен причинить немало неприятностей. Первые сутки сильно напоминали веселые денечки прошлого лета, когда советские ВВС действовали храбро, настойчиво и совершенно разрозненно. Но вот дальше… Оглушенная первым ударом в условиях расползающегося фронта, система ПВО устояла, сохранив себя как единое целое. Потрепанные в боях полки истребителей, уцелевшие зенитные батареи и самоходные скорострелки сумели наладить взаимодействие и дрались отчаянно, защищая от атак с воздуха войска, станции, дороги… Они живы, они сражаются, раз за разом заставляя пикировщики бросать бомбы абы куда, но нет силы вычистить небо. Мало, слишком мало их осталось.

…Истекая кровью, поредевший штурмовой авиаполк рвется к цели. Отступая, наши успели подорвать мост, и теперь перед наведенной немецкими саперами понтонной переправой скопилось довольно много войск и техники. Шестерка И-180 прикрытия смогла связать боем восьмерку «мессеров», и теперь штурмовики продираются только сквозь зенитный огонь. Но с земли стреляет все, что может стрелять: от знаменитых «8–8» до винтовок. Двадцатимиллиметровые снаряды рикошетят от бронекорпусов «сухих», осколки снарядов «ахт-ахт» рвут обшивку плоскостей… Один из самолетов буквально разрезало очередью «фирлинга», другой, после близкого разрыва снаряда, беспорядочно кувыркаясь, рушится на землю…

…Ведущий держит машину на боевом. Держит, несмотря на стремительно расширяющуюся полосу дыма за хвостом. Штурмовик без единого выстрела входит в пологое пике и… На месте «мебельного фургона» встает столб дыма и пламени от наземного тарана Су-6 с полной боевой нагрузкой…

…На родной аэродром возвращаются четыре самолета из одиннадцати вылетевших. Все, что осталось от еще утром полнокровного ШАП…

— Товарищ майор, вот вы где, а то уж я вас обыскался, — обратился к Соджету пожилой человек с красной повязкой на рукаве. На повязке было написано «Дежурный».

— Ну и зачем я вам понадобился, товарищ дежурный? — последовал логичный вопрос.

— Дык это, там вам из Москвы звонят, — указал куда-то себе за спину дежурный. — Сейчас перезванивать будут, так что идемте быстрее, пожалуйста.

— А кто звонит-то? — переспросил Олег, а про себя подумал: «Неужто сам ЛПБ про меня вспомнил?»

— Вот чего не знаю, того не знаю. Мне сказали вас найти срочно, — объяснял по ходу дела собеседник. — Нам вон туда, в правую дверь. Велели разыскать, я разыскал. Мое дело маленькое. Вас сам начальник отдела НКВД вызывает. Ему позвонили из Москвы, а он уже нам в дежурку.

Здание, в которое Соджет пришел для разговора с неизвестным абонентом из Москвы, было одним из административных корпусов, и именно в нем располагались погононосители — так с чьей-то легкой руки рабочие называли сотрудников НКВД и военных. В этом здании Соджет бывал неоднократно, поэтому сразу пошел в кабинет к начальнику отдела НКВД. За ним, буквально наступая ему на пятки, шел непонятно где дежуривший дежурный.

Войдя в кабинет, Соджет, как и положено, поприветствовал хозяина:

— Здравья желаю, товарищ полковник.

— А, здравствуйте, майор, здравствуйте, а мы уж вас обыскались. Садитесь, сейчас вам перезвонят.