Анатолий Матвиенко - Авианосцы адмирала Колчака

Подвиг подводников остался неоцененным по двум причинам: российское командование отказалось признать атаку на «Айову», а королевская семья с ведущими министрами благополучно добралась до американского материка на подлодке.

Наконец, выведав, что в те дни не вернулась в порт лишь одна подводная лодка — русская «Акула», американцы сложили два плюс два и вычислили, кто стоял за потоплением линейного крейсера. Посему 5 февраля 1917 года президент Соединенных Штатов Вудро Вильсон заручился поддержкой конгресса и объявил войну Российской империи.

Когда в Санкт-Петербурге начались волнения, Государь Император гостил в Берлине, обсуждая с Вильгельмом пути разрешения конфликта с США, в котором теперь увязла и Россия. Не то чтобы американский вызов удивил политиков — антирусская истерия за океаном прочно примешалась к антигерманской. Но у Николая Второго имелась странная черта: ежели он чего-то ждал и верил в возможность получения желаемого, крах надежды заставал его врасплох. Почему американцы посмели начать войну, если внутри себя он уговорил их не делать этого?

В мировой истории много раз бывало, что войны вспыхивали из-за потопленных кораблей. Столь же часто подобные казусы не приводили ни к чему. Атака Гарсоева также могла обойтись без последствий, заяви российское командование о самовольстве капитана или его ошибке, по близорукости спутавшего британский флаг с американским. Достаточно было при этом занять позицию: не желаем дальнейшей войны и «настойчиво рекомендуем» кайзеру покинуть остров, а там сесть за стол переговоров с США — новый виток мировой бойни, вероятно, и не случился бы.

Однако русское чиновничество сработало в привычном стиле. Император повелел Григоровичу считать, что флот не получал приказа на атаку «Айовы». Стало быть, и не признает ее. Дипломаты услышали от Морского министерства эту версию и дисциплинированно пересказали ее американцам, когда извинения и посыпание головы пеплом вполне могли бы исправить положение.

Российская столица, пытавшаяся испытать воодушевление от картинок с танками Б-4 на фоне Биг-Бена, взорвалась возмущением, что вместо окончания ненужной войны империя вляпалась в дурацкую ссору с далекой, но весьма могучей державой. Врангель и Колчак, получив дозволение в Ставке у Брусилова, бросились в Санкт-Петербург, не дожидаясь оттуда криков о помощи.

Через неделю после начала первых выступлений в городе бастовало не менее двухсот пятидесяти тысяч рабочих. Они не просто бросили работу, а шастали по Питеру толпами, пугая, а иногда и избивая прохожих, носили плакаты, митинговали, перекрывали улицы.

Аэроплан Балтийского флота доставил генерала и адмирала прямо к набережной у Зимнего дворца. Императорский кабинет в Зимнем, ныне занятый Александром Михайловичем, напоминал армейский штаб. Причем той армии явно приходилось туго.

— Душевно благодарю за скорое прибытие, господа, но решительно не знаю, на какое дело вас направить. Бунт выплеснулся за пределы столицы, поднялась Москва. С мест в провинции также вести неутешительные.

— Куда смотрела жандармерия, Ваше Императорское Высочество? — нейтральным тоном спросил Колчак.

— Да смотрели, смотрели мы в оба! — досадливо ответил за князя граф Татищев. — Нету у бунтовщиков единого штаба. Как недовольства да волнения начались, треклятые Советы пошли баламутить народ.

— Выходит, ваша светлость, что Советы как главный бунтовской корень были у вас перед глазами, а вы не выкорчевали его загодя? — презрительно бросил Врангель. — На кой дьявол такая полиция с жандармерией? Ежели они не справляются с усмирением, пора выводить войска на улицы. Ваше Императорское Высочество, прошу полномочий. Введем танки в Питер, дадим пару залпов по баррикадам, чернь враз успокоится.

— Не торопитесь, барон, — осадил его Колчак. — Действовать нужно решительно, но с умом. Граф, в чем главные претензии стачечников?

— Политические уже. Долой самодержавие, конец войне, всеобщие, понимаете ли, выборы. Нелепица!

— Вы не поняли меня. Это не первопричины, а меры, которых требует толпа, подзуживаемая левацкими политиканами. Что вначале было?

Татищев чуть утратил пафоса.

— Ничего значительного. Перебои с хлебом, топливом, удлинение рабочего дня на заводах, где казенный военный заказ. Так война на дворе, понимание надобно.

Адмирал обернулся к Александру Михайловичу:

— Вот и корень проблем, великий князь. Война два с половиной года идет, нет ей конца и края. Англия за Каналом, Америка и вовсе за Атлантикой. Кто объяснил питерскому рабочему, что бойня в тысячах верст от России несет ему пользу? Ради чего он должен сидеть без хлеба?

Вопрос застал князя врасплох. Судя по недоумению в глазах, он вовсе не задумывался над тем, что народу вообще хоть что-то требуется разъяснять. Испокон веку высочайшего повеления хватало более чем в достаточной мере.

— А господа левые в Думе и в Советах, смею предположить, денно и нощно подстрекательством занимаются. Народ годами к бунту готовился, настроения созревали. Никогда не забуду, как я в Севастополе флот принимал. Верите ли, до германской войны каждый второй матрос или революционный был, или наслушавшийся бредней. Ваше Императорское Высочество, помните, как за первыми спусками «сикорских» на авиаматку смотрели с кормы «собачки»? Так в том экипаже один матрос готовился вас прикончить.

— Возмутительно! Но мы уклонились от предмета.

— Ничуть. Я к тому докладываю, что армия и флотские экипажи далеко не благонадежны.

— Ну, тут вы, милостивый государь, загнуть изволили, — покровительственно пророкотал Татищев.

— Рад бы ошибиться. — Колчак сдержал желание потереть разнывшееся от нервов колено. — Петр Николаевич, вы — национальный герой. А не посетить ли вам Ораниенбаумскую танковую бригаду и какую-нибудь расквартированную в городе часть? Вот и узнаем о солдатских настроениях из первых рук. Дозвольте, Ваше Императорское Высочество?

Великий князь дергано кивнул. Ему больше действий хотелось, нежели выяснений. На фронте проще — послал разведывательный аэроплан, и как на ладони видно, где и какой противник. Потом на карту вражьи войска нанести, сразу становится ясно, что предпринять. А здесь-то и линии фронта нет.

— А покуда предлагаю заслушать представителей думских фракций и Петросовета. Узнаем их требования и козыри. Тогда и поймем, куда дальше двигать.

Высокая резная дверь отворилась, в императорский кабинет грузно протопал НикНик.

— Александр Михайлович, докладывайте Государю. Лейб-гвардия рвется немедленно очистить город от смутьянов. Петропавловка и Шлиссельбург готовы принять хоть тыщу арестантов. Нельзя ни секунды терять!