Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

— Что, не ори?! Что, не ори?! — не успокаивался водитель. — Подставили нас!!!

— Сам заткнешься или помочь?! — вскипел Лютый.

— Сам.

— Вот и чудненько.

— Не доедем! Сожгут! — обреченно сказал парень.

— Здесь ты тоже не уцелеешь! Так хоть шанс есть!

Гусев взял бинокль, всмотрелся. Увиденное его не обрадовало, оп о зеры пошли в контратаку; штрафники сначала попятились, огрызаясь огнем, а потом в панике побежали.

Заговорили пулеметы заградотрядовцев, останавливавших панический бег. К ним присоединилась БМП-3, приданная в усиление.

Ротный пытался удержать бегущих, но когда свои открыли огонь на поражение, поднялся во весь рост и, яростно матерясь, стал стрелять от пояса по заградотрядовцам.

— Ненавижу, твари!!! Ненавижу!!! Ненавижу!!! — исступленно кричал он.

Мощная очередь из ПКТ [25] Пулемета Калашникова танковый. сбила ротного с ног. Стрелку этого показалось недостаточно: очень уж ему была не по душе стрельба командира штрафников по заградотряду. Еще одной длинной очередью он совсем измочалил окровавленное тело, перевернув его с живота на спину.

Оп о зеры ворвались на чужие позиции, где завязалась короткая неравная рукопашная с теми, кто все же не потерял самообладания, не поддался панике. Их перебили быстро. Развивая контратаку, оп о зеры двинулись дальше, вступили в бой уже с заградотрядом, отшвырнули и его. Впрочем, заградотрядовцы не стремились стоять насмерть — у них были совсем иные задачи.

Из башни вынырнул Студент, змейкой соскользнул с брони к колесам. К нему присоединились остальные, сидевшие в боевой машине.

— Все, мужики, хана нашей роте, — произнес Чечелев хмуро и добавил: — И нам — тоже. Отвоевались…

— Не бзди, Леха, подворотнями уйдем. Али мы не местные? — преувеличенно бодро ответил Лютый.

Он оглядел оставшихся. Кроме Чечелева, здесь были Чеснов, Огрешков, Ильин, горстка молодых парней и мужиков постарше.

Сейчас они с надеждой смотрели на командира.

Двое контуженых подавали вялые признаки жизни, шевелясь, словно сомнамбулы. Все знали, что пострадавших на себе никто не потащит — это верная смерть. Смогут, пусть идут сами, ну а нет…

Лютый понимал, что надо принимать решение, тянуть дальше нельзя, вот-вот очухаются оп о зеры в кинотеатре.

— Значит, так, мужики, — сказал Павел. — Весь мой план, как и атака наших, накрылся медным тазом. Единственное, что успокаивает мою совесть, — мы-то свою задачу выполнили, пусть и такой ценой. Но хотя бы вы живы. А останься на позициях — все полегли бы. Не от оп о зеров, так от заградотряда. На бэтээре прорываться смысла нет. Далеко не уедем, сожгут на хер: вся улица уже в курсе, что мы эту дуру захватили. Поэтому уходим, что называется, дворами.

— Куда уходим, командир?

— К своим, конечно. Или думаешь, оп о зеры при встрече нальют?

Штрафники улыбнулись пусть не очень веселой, но все же шутке.

— Одна надежда — не должны они в каждом доме да в подворотнях толпами сидеть. И это наш шанс. Главное, не прощелкать хлебалом. Кто отстанет, не взыщите, ждать никого не будем. Пошли! С Богом!

Штрафники рванулись из-за БТРа, поливая из автоматов во все стороны, стремясь перебежать неширокую улицу и укрыться в развороченной пятиэтажке, а дальше — ситуация покажет.

Вслед тут же загрохотала стрельба, срезав сначала двоих наповал, а потом зацепив Чеснова.

Андрею «прилетело» в копчик, он болезненно закричал. Ноги разом перестали слушаться, онемели, стали чужими. Он осел. Пуля, ударившая в рацию на спине, толкнула его лицом вниз.

Чеснок с воем скреб выщербленный асфальт, пытался ползти, испытывая ужасную боль.

Штрафники слышали его вопли, не заглушаемые даже стрельбой. Но никто не оборачивался, предоставив раненого самому себе.

— Не могу, — остановился Гусев. — Простите, мужики.

Он развернулся, пригибаясь, добежал до Чеснова, взвалил его на спину и потащил, чувствуя, что обливается потом, а куртка тяжелеет, пропитываясь кровью Андрея.

Что-то ухнуло рядом, взрывной волной бросило на мостовую.

— Брось его! — закричал подскочивший Студент. — Убило Чеснока. Он на себя все осколки принял.

И, действительно, Андрей больше не дышал.

Гусев встал, его шатало не то от усталости, не то после удара взрывной волны.

— Давай, шевели булками! — подбадривал Студент. — Сейчас эти суки пристреляются, и нам кранты настанут! Бежим!

Заскочив в пятиэтажку, беглецы почувствовали вонь давно разлагающихся трупов. Смрад был столь силен, что перехватывал дыхание.

Они вылетели с противоположной стороны дома очумевшие, не разбирая дороги. И снова потери: шальная пуля угодила в штрафника, мчавшегося последним.

Остальные, петляя зайцами, добежали до следующего дома, запрыгнули в оконные проемы.

Здесь воздух был вполне сносным, поэтому остановились, тяжело переводя дыхание.

— Вот уроды, — выругался на оп о зеров Ильин. — Не могли тела прибрать. Столько дней затишье длилось!

— Не до того им было, Наумыч, — ответил Лютый. — Они к атаке нашей готовились. Разве не понял — сдал нас кто-то. Может, тот штабной и сдал.

— Этот вряд ли, — помотал головой Ильин. — Иначе нас бы еще в шахте приголубили.

— Значит, другой, повыше, — продолжал гнуть свое Гусев.

В тот момент предательство казалось ему единственно верным объяснением провала наступления.

— К нам гости, — подал голос Студент, ведущий наблюдение. — Встретим объятиями и поцелуями?

И действительно, по их следам шло не меньше отделения оп о зеров, рассыпавшихся в жиденькую цепочку.

— А то! — усмехнулся Павел. — К бою.

— Этих положим, другие придут, — резонно заметил Наумыч. — Оцепят дом — и все, амба.

— И что предлагаешь? — внимательно посмотрел на него Гусев.

— Я останусь, задержу их, а вы уходите, мне за вами все равно не угнаться — возраст не тот, чтобы зайцем по развалинам скакать… Да и пожил я уже свое, — Наумыч невесело усмехнулся и сразу посерьезнел. — Ладно, все. Уходите, быстрее, пока возможность есть.

Павел подошел к Ильину, приобнял его:

— Отговаривать не стану. Прощай, Наумыч. Хороший ты мужик.

Ильин признательно кивнул в ответ, произнес:

— Леха, Студент…

Чечелев приблизился.

— Что, дядя Вова?

— Выбрось ты свои скальпы. В плен попадешь…

— Не попаду, — перебил его Студент.

— Ну, как знаешь… Давайте, мужики, валите отсюда. Каждая секунда на счету.

Штрафники, быстро попрощавшись с Ильиным, устремились через лабиринт комнат, преодолевая груды кирпичей, протискиваясь в проломы.

К неполным сорока девяти годам Владимир Наумович Ильин имел за плечами двадцать восемь лет брака. Жену Антонину он уже давно не любил. Уважал, привык, а вот любви не было. Пропала куда-то со временем, сменившись прозой супружеских отношений.