Анатолий Матвиенко - На службе зла. Вызываю огонь на себя

— Очевидно — да. Мой патрон объяснял эту стратегию необходимостью сохранения территориальной целостности России и предотвращением куда больших жертв. Хотите сказать, он лгал мне? — на самом деле, Никольский «своему» марсианину не верил до конца, принимая сотрудничество с ним за неизбежное зло. Лучше бы проклятые пришельцы убрались восвояси и оставили человечество наедине с самим собой. Пусть люди совершают трагические ошибки, им же за них отвечать и их исправлять. Но раз плетет интриги Шейдеман с подручными, пусть у него будет противовес.

— Не буду упрекать нашего соперника в прямой лжи. У нас это… не принято, что ли. А вот недоговаривать или представлять истинные факты в извращенном свете — сколько угодно.

— Например?

— К примеру, он наверняка неоднократно говорил, что в альтернативных мирах Россия как единое государство распалось в начале века, по крайней мере не пережило Первую мировую войну и распад самодержавия. Но умолчал, что суммарные потери русского населения, не знавшего Гражданской войны, коллективизации и происшедшего от чрезмерного экспорта зерна голодомора, оказались в нескольких случаях на порядок меньше. Вдумайтесь в цифры. Итог вашей стратегии — не менее десяти миллионов русских, украинцев, белорусов и иных российских обывателей. Впечатляет? Вы с Шауфенбахом обеспечили гибель ваших соотечественников в количестве, примерно равном численности человеческих жертв мировой войны. Обратите внимание — это безвозвратные потери всех воюющих стран, а не только России. Основной вопрос, который я хочу задать: вы уверены, что оно того стоило?

Никольский откинулся в кресле. Колоссальные масштабы гибели россиян не были секретом и терзали его годами. Но Шауфенбах внушал, что альтернатива еще страшнее.

Марсианин-2 не торопил с ответом. Его собеседник двадцать два года жил в убеждении, что выполнял важное, благородное, пусть и крайне неприятное дело.

— Не знаю. Более того — на ваш вопрос нет ответа. Версальский договор предопределил новую большую войну. Сколько жертв будет, если Германии или франко-британскому союзу не будет противостоять крепкая единая Россия?

— Государства могут объединяться в коалиции.

— Ответ в судьбе Чехословакии, господин Шейдеман. Чехи чувствовали себя в безопасности, рассчитывая на британское заступничество. Им помог союз? Если бы Чехословакия блокировалась с Польшей, их объединенная армия оказалась бы сильнее вермахта образца начала этого года. Но об их союзе речь даже не шла, так как поляки приняли участие в разделе чешской территории. Поэтому коалиции — не панацея.

— Позвольте мне снова задать основной вопрос, конкретизировав его применительно к жертве Мюнхена: стоило сопротивляться? Сколько чехов и словаков погибло при покорении их страны? Сколько было арестовано, потеряло имущество? Почти никто не пострадал. Есть шанс, что ценой очень серьезных жертв они остановили бы нацистское наступление. Могли даже Судеты сохранить. Расчетные боевые потери — многие десятки, может, сотня тысяч. Вы уверены, что оно того стоило?

— В одном вы правы, уважаемый господин пришелец. Очень сложно принимать решение, обрекающее на смерть массы неповинных граждан, не будучи уверенным, что цель оправдывает средства. Проще самому — как военный и сын военного, я с младых ногтей впитывал идею, что независимость России гораздо важнее моей жизни. Фон Шауфенбах эксплуатировал именно эту составляющую моей натуры, дав мне ориентир — сохранение империи. А какова ваша идея, вдохновляющая людей, что меня сюда доставили? Энтропия?

— Эти господа служат за деньги и связаны клятвой с самыми суровыми санкциями в случае нарушения. Вы, как человек идейный, нуждаетесь в нравственном маяке. Похвально. То, что мой конкурент обзывает энтропией, на самом деле суть стремление к естественному порядку. Пример России и Германии весьма показателен. Активная, трудолюбивая, аккуратная и дисциплинированная масса немецкого населения живет скученно в центре Европы, исчерпав значительную часть природных ресурсов. Россияне занимают седьмую часть суши, даже толком не разведав богатства своей страны, отличаются ленью, пьянством и крайней неорганизованностью. По нашим расчетам, их личное благосостояние и уровень счастья будут существенно выше при просвещенной германской диктатуре, нежели при доморощенной. Это — естественный процесс. Навязанное вами и Шауфенбахом российское единство искусственно и недолговечно.

— Но империя существовала и до большевиков.

— Под просвещенной немецкой диктатурой. Возьмем XVIII и XIX века. После Екатерины II самым русским был император Павел, ее сын от кого-то из русских фаворитов и только наполовину немец, но большой поклонник прусского. Последующие браки с принцессами из европейских правящих фамилий размыли русскую составляющую до пренебрежимо малой величины, причем германцы доминировали. И лишь в XX веке один неудачник из немецкого семейства набрался глупости объявить «ограниченную мобилизацию» против Австро-Венгрии, грудью став на защиту интересов российского злейшего врага — Британии. Если бы царь не оттянул на себя изрядную часть германской и австрийской армии да помог им ресурсами, не было бы позорного Версаля. Как итог его безумства эпоха германского диктата внутри империи кончилась, и она начала распадаться естественным путем. Вы с Шауфенбахом скрепили большую ее часть колючей проволокой большевизма, браво! Но естественное продолжение единства России — возвращение немецкой диктатуры. Кроме штыков вермахта, альтернативы нет.

— В мировой войне, пусть даже начатой без русского участия, кайзер повернул бы на восток, расправившись с французами. Против германо-австрийской коалиции что смогла бы Россия? Она Японии умудрилась проиграть. Поэтому та война против Германской империи — не ошибка. А национальность государя — второй вопрос. Множество европейских монархов были не той нации, что большинство народа. И ничего, правили в интересах своей страны, порой истребляя соотечественников, живущих по соседству.

— То есть идейно я вас привлечь не могу. Сохранение миллионов человеческих жизней вас как стимул не прельщает. В деньгах не нуждаетесь. Жаль.

Вот и момент истины. Прощупывание на предмет перевербовки кончилось, ответ отрицательный. Не сказать, что Никольскому было очень страшно умирать. Гибель новорожденного младенца отнимает у него всю жизнь. В шестьдесят шесть она прожита почти до конца, теряешь лишь небольшой и не самый приятный остаток, хоть марсианин несколько омолодил организм. Непонятно лишь, почему оба пришельца вцепились в его более чем скромную натуру. Отставной жандармский генерал отнюдь не обладал исключительными качествами, выбор его кандидатуры в семнадцатом — дань случаю. Может, для Шейдемана особый шик в перетягивании на свою сторону вражеского агента? Нечеловеческую логику не понять человеку.