Александр Михайловский - Дорога в Царьград

Как мы добрались до дома - одному Богу известно. "Шутка" была совсем разбита и, очевидно, не годилась для дальнейшей работы; оказались большие пробоины не только выше, но и ниже ватерлинии; свинца, накиданного выстрелами, собрали и выбросили несколько пригоршней. У Скрыдлова две раны в ногах. Я ранен в бедро, в мягкую часть. Пуля ударила в дно миноноски, потом рикошетом прошла через бедро навылет, перебила мышцу и на волос прошла от кости; тронь тут кость, верная бы смерть.

Нас вытащили на румынский берег. Из весел сделали носилки и положили на них Скрыдлова, а я пошел пешком; сгоряча я не чувствовал ни боли, ни усталости. Но, пройдя с версту, почти повис на плечах поддерживавших меня матросов.

На берегу встретил я Скобелева, издали наблюдавшего за установкой мин; с которым мы расцеловались. Он только повторял: "Какие молодцы, какие молодцы!"

Признаюсь, я долго не понимал, что ранение серьезное. Через пару недель, я был в этом убежден, можно будет опять присоединиться к передовому отряду, с которым я до сих пор шел.

Кроме небольшой лихорадочности и возбужденности, ничего дурного не чувствовалось, и боли в ране не было ни малейшей, хотя мой палец и ощупал большую прореху в платье, белье и тканях мышцы, а все любопытствовавшие видели рану, несмотря на нежелание пугать меня, не могли удержаться от восклицаний: "У-у!" или "О-о! Однако разорвало-таки вам!".

"Ничего, заживет! - утешал я сам себя. - Поеду в Главную квартиру, подлечусь немного и скоро опять буду на ногах".

Итак, в пятницу я вместе с Государем отправился в Бухарест. Свита была самая малочисленная: канцлер Горчаков, один, без его клевретов, командующий императорской главной квартирой, генерал-адъютант, граф Александр Владимирович Адлерберг, и дежурные. Меня взяли в виде исключения, так как румынский домнитор-князь Кароль, или, как я называю его по старой привычке, Карл Гогенцоллерн-Зигмаринген, меня лично приглашал приехать в Бухарест, а одному туда отправляться для политики мне не хотелось. Генерал-адъютант князь Александр Аркадьевич Суворов просился с нами, а вот его не взяли!

Выехали мы с утра, и въезд в город был самый торжественный. На улицы высыпало много народу, по моим подсчетам, никак не меньше сорока тысяч. И это притом, что все население Бухареста чуть больше ста тридцати тысяч! Среди встречавших я увидел множество хорошеньких дам (гм!), они бросали нам цветы, выкрикивали приветствия. У Государя вся коляска была засыпана цветами.

Я ехал с военным министром Дмитрием Алексеевичем Милютиным, а князь Горчаков со своим румынским коллегой Иоаном Братиано. Так уж получилось, что них с ездой что-то не заладилось. Сначала лошадь начала беситься. Пересадили канцлера в другую коляску. А у той колесо отвалилось, и старик чуть не вывалился на землю. Посадили в коляску обычного извозчика - лошади понесли. Эх, неспроста все это! Похоже, что наша внешняя политика схожа с сегодняшним путешествием канцлера. Жара была сильная, и Горчаков утомился. Потом он сам признался, что ему не по силам находиться в Главной квартире. По всей вероятности, когда мы пойдем далее, его оставят в Галаце.

И это к лучшему - у меня не выходил из головы ночной разговор с пришельцами из будущего. Пока здесь, в Плоешти, "Золотая орда" интриговала и наушничала друг на друга, они фактически сделали за нас все дело. Да, с этими господами приятно иметь дело. Хотя, и опасно. Они знали о нас все, а мы о них - ничего. Надо будет прикинуть - кого из моей особо доверенной агентуры направить к ним, чтобы узнать о них побольше. Хотя, вряд ли получится - вон, они моих лучших разведчиков вычислили - Леонтьева, Паренсова. А ведь о них никто, кроме меня, да полковника Артамонова, ну и еще двух-трех человек не знает. Да, трудно мне будет с ними. Ну, а как иначе - какой же я разведчик, если даже не попытаюсь сунуть свой нос туда, где водятся секреты, связанные с безопасностью государства.

Пока Государь вел светскую беседу с князем Каролем и его очаровательной супругой Елизаветой цу Вид, мы обговорили все насущные вопросы с Иоаном Братиано. Он был горячим сторонником вступления Румынии в войну на нашей стороне. Я думаю, что это уже вопрос решенный. А уж если румыны узнают о том, что воевать-то фактически не с кем!.. Тут они, естественно, окончательно расхрабрятся...

После обеда мы попрощались с гостеприимными хозяевами, и стали собираться в обратный путь. И тут произошло то, чего я с трепетом в душе дожидался... Едва наш кортеж отъехал от дворца князя Кароля, как навстречу нам, чуть ли не под копыта коней императорской коляски, бросился мальчишка-газетчик. Он что-то громко вопил по-румынски. Я понял из его воплей лишь слова "Стамбул", "султан", "русеште". Я догадался, что речь идет о моих вчерашних гостях.

Государь тоже заинтересовался содержанием газеты. Он жестом подозвал к себе крикливого мальчишку и, сунув ему целковый, стал вчитываться в заголовок на первой полосе. Ничего толком не поняв, он просил сидевшего рядом с ним Братиано перевести ему.

Из своей коляски я наблюдал за реакцией императора. Она была бурной. Поначалу Государь слушал все, что переводил ему Братиано с недоумением, потом он окончательно оторопел, и, открыв рот, пытался сообразить - о чем собственно идет речь. - Граф! Николай Павлович! - крикнул он мне, - будьте любезны, подойдите, пожалуйста!

Я подошел к коляске Государя. Он протянул мне газету, и дрожащим от волнения голосом сказал, - Я ничего не могу понять... Или я сошел с ума, или ЭТО написал пациент из "дома скорби". - И не менее ошарашенный Братиану перевел мне заголовок: "Проливы захвачены эскадрой кораблей под андреевским флагом! Стамбул пал! Султан в плену у русских!" - Граф, это перепечатка сообщения французского агентства Гавас. Вы ведь знаете, что это одно из трех самых крупных мировых информационных агентств, и вряд оно будет так глупо шутить.

Я посмотрел на Государя, потом, на Братиано. Рассказывать царю в присутствии этого румына, пусть даже и сочувствующего нам, мне не хотелось. - А вы не могли бы уточнить достоверность этого сообщения по каналам вашего министерства? - спросил я его. Заинтригованный и удивленный Братиано кивнул головой, и наскоро попрощавшись, пешком, почти бегом, отправился в свою резиденцию.

Оставшись вдвоем с императором, я предложил ему продолжить наш путь. А потом, когда коляска тронулась, прочитал про себя молитву, вздохнул, и сказал, - Ваше Величество, я в курсе всего произошедшего. Скажу больше - все, что написано в этой газете - истинная правда!

Государь, успевший немного придти в себя, снова открыл рот от удивления. - Граф, голубчик, с вами все в порядке? Может быть жара и солнце вызвали у вас удар?