Лев Прозоров - Я сам себе дружина!

Сын вождя, подбежав, упал на одно колено перед сыном старейшины. Положил руку на плечо.

– Дарён! Слышишь меня? Кто это был, Дарён? Куда ушли? Из Казари или нет? Ты слышишь меня?!

Дарён вдруг заговорил – негромко, со страшным клокочущим хрипом.

– Она тебя звала. Тебя. Не меня. Не батю своего. Тебя. Слышишь? Тебя… – Сын старейшины Худыки поднял руку и крепко вцепился в запястье Мечеслава. – Только… тебя… звала… Я… слышал…

– Куда они ушли, Дарён? – спрашивал Мечеслав, чувствуя, как страшной хваткой стискиваются на руке пальцы сына старейшины. – В какую сторону?

– До… догони… Выручи её, лесной, слышишь? – не то не слушал, не то не слышал соперника Дарён. – Спаси… её… не бросай… Бросишь – упырём из нави встану… тебя грызть приду… и их… Спаси… лесной, спаси её… тебя она звала… тебя… те…

Дарён уронил голову. Пальцы на Мечеславовом запястье медленно, будто нехотя, обмякли, соскользнули, упав на бедро хозяина.

– Найду… – хрипло ответил мёртвому мужу своей любимой Мечеслав, сын вождя Ижеслава. – Жив не буду, а её найду.

– Лёгкая добыча, да? Лёгкая?! – Тенуши, шипя от боли в перешибленной ноге и опираясь на древко копья, будто на костыль, подскочил к телу Буюка и отвесил ему изрядного пинка здоровой ногою. Голова мертвеца безвольно мотнулась из стороны в сторону, разевая развороченный метко кинутым колом рот. – Лёгкая добыча, лёгкое серебро?! Ит-тиль-Каган! Быстро возьмём, быстро уйдём?!

Остановился, глотая воздух – устал, да и нога быстро не заныла – взвыла раненым волком, невзирая на древко-костыль. Плюнул на труп приятеля, собравшего их в этот наезд – считай, уже сорвавшийся.

– Э, Тенуши, зачем кричишь? – подал невозмутимый голос Ильдуган, возившийся с палашом. – Чего зря силы тратишь?

– Зря? – прохрипел Тенуши, поворачиваясь к ватажнику. – Зря?! Кто кричал – лёгкая добыча, лёгкое серебро, пойдём, где никто не ходил, полона много заберём, серебра много добудем, будем, как беки, гулять?! Лёгкая добыча, а?! Половина отряда мертва, да трое раненых…

Тенуши кивнул головой в сторону тихо подвывающего Аваза, которому перематывали сожжённое лицо обрывком рубахи убитого саклаба. Как ещё, милостью Итиль-Кагана, успел правый глаз сберечь – а вот левый всё, спёкся, как яйцо в золе. У молодого Булчи был рассечён топором бок, он сидел бледный и молчаливый.

– А по мне – незачем кричать, – лениво проговорил Ильдуган, шаркая по краю клинка чёрным камнем. – Смотри – полон взяли?

Ильдуган кивнул башлыком – шлем он между боями снимал – в сторону кучки плачущих или озлобленно молчащих пленниц. Несколько из молчаливых были принуждены к тому – комками отодранной с их же подолов ткани.

– Это – полон?!

– Ну, так и нас вполовину меньше, а значит, и доля каждого больше… – пожал плечами Ильдуган. – Дальше ездить, может, и впрямь не стоит, но добыча-то есть уже сейчас. Можно поворачивать. А что коней много без всадников осталось – быстрее пойдём. Можно не вести девок на привязи, а по двое через коня приторочить, как невесту на свадьбе…

Тенуши хмыкает, оглядывая пленниц и своих людей. Признаться, поглядеть на дела таким глазом ему в голову не пришло.

– Вот видишь, старшой, – первый раз в открытую улыбается Ильдуган, любуясь отточенным лезвием. – Не так всё и плохо, если подумать. Во всём можно хорошую сторону найти!

А ведь если раненые не доедут до места, воровато мелькает в голове Тенуши, то доля уцелевших ещё вырастет… Впрочем, он тут же пристально, с подозрением, оглядывает лица ватажников – эта мысль может прийти и им, а ведь один-то из раненых – он сам.

– А сейчас, я думаю, надо собираться в дорогу, – подаёт голос Ильдуган, укладывая оружие в ножны.

– С чего бы? Куда это ты так торопишься? – прищуривается Тенуши.

Ильдуган посмотрел исподлобья.

– Одна из лесных сучек кричала, что её мужчина придёт из леса и убьет нас всех.

– Они всегда так орут, – хмыкает Булан, заканчивая перевязку всё ещё скулящего Аваза. Тенуши переводит с него на Ильдугана вопросительный взгляд, и Ильдуган отвечает – не Булану, на которого он даже не глядит, а оставшемуся старшим в ватаге:

– Ты заметил, старшой, что они слишком хорошо дрались и не очень боялись нас?

– Дикое дурачьё, – фыркает Булан, и Тенуши тоже пожимает плечами под буркой:

– Ну, это-то ты уже не то говоришь, Ильдуган. С чего воину учить драться этих ковырятелей земли?

– Да хотя бы с того, что тут живет его баба, – хмуро отвечает Ильдуган. – Старшой, просто поверь мне. Ты в здешних краях недавно, а я лесных знаю, знаю, как у них головы устроены.

Тенуши кривит рот. Объяснение какое-то… кривое. Ну баба, ну и что? Другую дырку найти сложно, что ли – даже если и впрямь лесные олухи столь глупы, что ни мальчишек, ни скотину не пользуют… Но Ильдугану веришь. В конце концов, он и впрямь дольше ездит по землям саклабов.

– Старшой, – окликает Тенуши через забор Авчу. – У меня стрела ушла…

– Как ушла?!

Авчу мнётся, потупивши маленькие глазки.

– Ну… я двух щенков стрелял, а тут один лежит. Другой со стрелою в лес ушёл.

Кочевники, не сговариваясь, оглядываются на зелёную, застящую горизонт громаду. Всё же неуютно в зажатых деревьями теснинах сыновьям вольных степей. И вдвойне неуютны мысли о каком-то лесном воине… да даже если и не воине, парень может и добраться до соседней деревни, и привести подмогу. И если тамошние мужики окажутся такими же бешеными, как здешние… Неэээт… не стоит рисковать…

Как-то так выходит в мире, что охоту на людей редко выбирают ремеслом беззаветно храбрые люди. Когда Тенуши отдаёт распоряжение закинуть пленных в сёдла и подаваться назад, в путь к краю степи, споров не слышно.

Напоследок шустро обирают своих покойников. Предусмотрительный Ильдуган подрезает трупам жилы на ногах – как бы мстительные мертвецы не прибрели ночью по следам бросивших их без погребения товарищей. После этого тела сваливают в сыскавшуюся поблизости топь. Вряд ли соседи разорённого села пойдут жаловаться тудуну – но всё-таки… тут, как говорится, Итиль-Кагана чти, а коня крепко привязывай…

Мечеслав не успел отвязать Вихря, как Руда напружинился и насторожённо уставился в чащу леса – ровно туда, откуда появился на коне сам сын вождя. Рычать, однако, не рычал – значит, врага не чуял.

И точно, вскорости из лесу показался упыхавшийся, красный, как маков цвет, Станька, сын вуя Кромегостя.

Увидев Мечеслава, отрок не сумел удержать довольной усталой улыбки – успел-таки, догнал. Хоть и пеший – конного. Хоть и бежал ночным лесом. Сын вождя, однако, встретил названого брата неласково.