Сергей Лукьяненко - Роман-трилогия «Остров Русь»

Я забрался в капсулу, и тут вдруг Шидла сказал нам:

– Посидите тут минутку, только ничего не трогайте. Мне тоже нужно ей кое-что сказать. – И он выскочил наружу с прижатой к груди передней лапой, явно что-то от нас пряча. Только, честно сказать, мне совсем не было интересно, что он там прячет. Ничего мне не было интересно.

Сфинкс вернулся минуты через три.

Стас вдруг расплакался. Хотя вообще-то не вдруг. Если бы не заплакал он, наверное, первым разревелся бы я.

Шидла, запуская ракетные двигатели, жалостливо поглядывал на нас. Но меня эти взгляды только раздражали. Откуда ему – сфинксу (у них и самок-то нету!) – понимать, что такое друг-девчонка. Вообще друг – это много, а если человек смог стать твоим другом несмотря на то, что он – девчонка, это уже серьезно.

Через минуту я убедился, что в этом отношении мы с братом солидарны.

Когда Стас всхлипнул особенно громко, Шидла мягко сказал:

– Перестаньте, котята, во всяком случае…

Но закончить он не успел, потому что Стас заорал:

– Молчи, урод! Что б ты понимал?!

Самым поразительным было то, что Шидла действительно замолчал и ничем не выказал обиды. Заговорил же снова лишь минут через двадцать, когда мы со Стасом уже болтались в невесомости, а сам он настраивал временной блок. Заговорил так, словно его и не прерывали:

– …Во всяком случае, ее жизни ничего не угрожает.

– Почему это? – не поверил я.

– Потому что я – преступник, – туманно ответил он, а потом сразу сменил тему, как будто жалел о сказанном: – Кстати, учтите, хроноскаф невозможно настроить с точностью до минуты, и не исключено, что вы появитесь в своем времени часа на два-три раньше или позже своего исчезновения.

– Если раньше – не беда, – заметил уже успокоившийся Стас, – переждем. А вот если позже, когда нас папа с мамой уже хватятся, тогда что-то сочинять придется.

– Можем и сейчас – заранее – сочинить, – предложил я.

– Предпочитаю экспромт, – заявил Стас как всегда самонадеянно.

Я заметил, что брат мой жалеет, что обругал сфинкса; все-таки мы привязались друг к другу, многое вместе пережили. Да что говорить, у Неменхотепа-то он нас по-настоящему спас. Но извиняться… Нет, это не в Стасовой натуре. Он, заглаживая свою вину, все-таки попытался затеять дружескую беседу. И это ему удалось.

– Шидла, а что ты будешь делать, когда нас вернешь домой? – спросил он. – Отправишься в Древний Египет и умрешь там с голоду?

– Раньше я хотел поступить именно так, – ответил сфинкс, – но сейчас, думаю, я могу сделать больше. Я могу максимально увеличить вероятность того, что петля замкнется. Не надеясь на слепой случай.

– Как?

– Я лично позабочусь о том, чтобы статуя сфинкса была построена. И чтобы хроноскаф со мной внутри, замаскировав, поместили именно в фундамент этой статуи, где его потом и должны найти.

– Но как ты сможешь быть уверенным в этом? – не унимался Стас. – Ну статую ты еще можешь заставить построить. Тебя боятся. О твоем бластере, наверное, легенды сложили. – При этих словах Шидла почему-то отвел глаза. – Но как ты заставишь египтян делать все по-твоему, когда тебя уже не будет?

Логика в словах Стаса была железная, но Шидла ответил такое, что мы с братом ошалело выпучили глаза:

– Они не посмеют нарушить волю фараона. А я буду фараоном.

Мы молчали, просто не зная, что сказать, а сфинкс пояснил, распаляясь:

– Я воспользуюсь гибелью Неменхотепа. Я буду хорошим фараоном. Я их многому научу. Как добывать железо, как делать бумагу, как растить новые сорта злаков… А главное, я научу их справедливости. Уж кто-кто, а я-то знаю, что такое справедливость. Я буду очень справедливым фараоном, мои подданные будут любить меня. И никаких жертвоприношений! Это же дикость несусветная! – Он помолчал, а потом закончил проникновенно: – А еще не понравилось мне, как они там с кошками обращаются… я их научу.

– Шидла! – не выдержал я. – Но истории ничего не известно о фараоне-сфинксе! И вообще, сфинкс – существо мифологическое!

– Сам ты – существо мифологическое, – совсем по-стасовски обиделся сфинкс. – А что истории неизвестно, так я и об этом позабочусь.

…Все-таки хроноскаф – действительно удивительное достижение инженерной мысли. Во второй раз мы совершали на нем посадку по-человечески, то есть зная куда, когда и при полной его исправности. Шидла снова включил голографический глобус. Тот повис за нашими спинами, занимая все свободное пространство рубки. Раньше эта миниатюрная модель Земли как-то не слишком поразила меня, не до того было. Сейчас же… У меня защемило сердце, когда Шидла выключил свет и маленький, с метр диаметром, земной шар, искрясь полярными шапками и переливаясь ручейками великих рек, медленно вращаясь, завис на расстоянии вытянутой руки от нас.

Казалось, дунь на него, и где-то далеко внизу сорвутся крыши с маленьких домов маленьких людей и маленькие, вырванные с корнем деревья помчатся по черному небу, увлекаемые грозной ураганной силой…

– Где-то здесь, по-моему, – бесцеремонно ударил Шидла лапой по северному полушарию. Шар послушно прекратил вращение, а на его поверхности засияла бирюзовая звездочка. Я заметил, как вздрогнул Стас. Видно, и он представил, как огромная звериная лапа опускается на наш город, превращая в щебень наш дом, нашу школу, мамин музей… Но я быстро отогнал видение. В конце концов, глобус – он глобус и есть.

– Да, здесь, – подтвердил я, – чуть повыше. Как тогда, по ходу сориентируемся?

– Сориентируемся, – согласился Шидла.

И действительно, совершив временной скачок, хроноскаф с помощью парашюта приземлился, но, немного не долетев до поверхности, подобно антиграву завис над землей. А затем по нашим подсказкам двинулся туда, где в вечернем полумраке светились огни города. Глядя в иллюминатор, мы со Стасом без труда нашли свою улицу, и Шидла посадил капсулу на пустыре невдалеке от нашего дома.

Мы выбрались наружу. Знакомая смесь запахов выхлопного газа и костра из осенних листьев ударила в ноздри и наполнила меня радостным ожиданием. Откуда-то из глубин памяти выскочило еще недавно такое абстрактное для меня слово: «ностальгия». Оказывается, ностальгия может быть не только по месту, но и по времени.

А мой порывистый братец рухнул на колени и забормотал:

– Земля! Земля-матушка. Наша, сегодняшняя…

Говоря это, он собирал пыльную землю в ладони, поднимал к глазам и сыпал между пальцев, как в мультфильмах жадные богачи пересыпают золотые монеты.

– Блин! – вдруг воскликнул он и замахал рукой.

– Ты чего? – удивился я.

– Укололся, – объяснил он. – Гвоздей тут накидали… – Но сразу вновь умилился: – Гвоздик! Наш гвоздик! – С этими словами он, продолжая стоять на коленях, торжественно, как великую драгоценность, опустил ржавую железку в нагрудный карман.