Дмитрий Лекух - Туман на родных берегах

Шор серьезно кивнул.

– Понимаю, – наполняет стаканы душистой «Изабеллой». – Ой, как понимаю. Ну что ж. Давайте попробуем. Может, чего и нарассуждаем. А там уже – как получится. Выше головы все равно не прыгнешь, как ни старайся…

Вечером, когда Ворчаков сидел в полицейском участке, снова и снова продумывая план операции и стараясь предусмотреть самые невероятные варианты, во временно оккупированный им кабинет местного начальника широкими, стремительными шагами не вошел – ворвался Шор.

С покрытым испариной бритым черепом и вместительным кувшином, видимо, отвратительно-ледяного пива.

Шор неодобрительно покосился на вьющийся клубами над столом Никиты папиросный дым, покачал бритой башкой, поморщился и распахнул настежь печально заскрипевшее под порывом свежего ветра окно.

И загородил его, грузно взгромоздившись на подоконник.

– Херня какая-то получается, Никита Владимирович. Глубокая и непонятная. Я бы даже сказал – абсолютная херня. Пару часов назад Женька нашелся. Катаев в смысле. Тьфу. Ну, то есть писатель Катынский. Сам пришел. Говорит – отпустили…

Ворчаков промолчал, лихорадочно просчитывая варианты.

Закурил новую папиросу, тут же смял ее в переполненной окурками пепельнице.

– Не бежал? Именно отпустили?

Осип поцокал языком.

Почесал бритый затылок.

– Отпустили. Проводили к выходу из катакомб и велели, говорит, кланяться брату. Типа, не знали, чья он родня…

Никита недобро усмехнулся.

– Врут.

Шор неодобрительно покачал своей огромной, начисто выбритой головой с суровым и породистым библейским носом.

Покривился брезгливо.

– Даже не сомневайтесь, Никита Владимирович. Врут. И плохо врут. Как забеременевшая гимназистка доверчивой тетушке. Низкий сорт, нечистая работа. Умыкали его очень профессиональные ребята, я немедленно уволюсь из розыска и уйду в управдомы, если это не так. Вопрос – зачем…

Никита задумался.

Не спеша налил бокал плотного темного пива из принесенного Осипом ледяного, вместительного кувшина.

Полюбовался белой пенной шапкой.

Сделал большой вкусный глоток.

Потом еще один.

Потом еще.

– Есть только один вариант, Осип Беньяминович. И он мне очень не нравится. Завтра утром я вместе с приданными мне бойцами ОСНАЗа немедленно вылетаю в Москву…

Шор снова поморщился.

Тоже налил себе пива.

– Никуда вы не вылетаете, Никита. Вас просто не выпустят, и это грустнее всего. Или самолет разобьется. На Одессу идет шторм…

Они все-таки взлетели.

Было по-настоящему страшно.

Самолет ужасно болтало.

Никита по молодости попадал как-то на шторм в Тихом только по названию океане, но этот, идущий на Одессу, похоже, был его родным или как минимум двоюродным дедушкой.

Заждался, видать, старичок.

Ой, заждался…

И не только на взлете болтало.

Пока отрывались от земли, некоторое время казалось, что машина движется крылом вперед.

А потом ныряет, клюет носом, чтобы немедленно разбиться.

Бр-р-р…

Ворчаков за всю свою не самую простую жизнь столько раз Господа не поминал.

Жить-то, как выяснилось, – хочется.

И еще как…

Взлетели, дико завывая всеми четырьмя моторами.

Скрипя всем, что только может скрипеть.

Поднялись, так сказать, в воздух…

Лететь, правда, – пришлось одним бортом, – тем самым, который вел личный пилот Канцлера, знаменитый ас Валерий Чкалов: остальные взлетать отказались.

Их можно понять.

И невозможно заставить – они все делали правильно, по инструкции.

А Чкалов вопреки этой самой инструкции – взлетел.

Несмотря на все запреты, угрозы и истерику чуть было не расстрелянного лично Ворчаковым коменданта одесского аэропорта.

Никита под конец полета умудрился немного поспать: ему нравилось спать в самолетах.

А через четыре часа тяжелый «Муромец» приземлялся на Тушинском аэродроме, и еще через час Ворчаков был в Кремле, на закрытой аудиенции у Верховного…

Катаев нервничал.

Носился по кабинету, приволакивая искалеченную ногу, хрипловато и непородисто кашляя.

Теребил усы.

Нервно посматривал в сторону вытянувшихся во фрунт Берию и Ворчакова, похлестывая себя по голенищу лакированного сапога тонким офицерским стеком, больше похожим на волчатку: Ворчаков невольно вспомнил, что Мировую войну Валентин Петрович прошел младшим офицером-артиллеристом, дослужившись из добровольцев-вольноперов до подпоручика, награжденного двумя Георгиевскими крестами и «Анной-за-храбрость», – а это многое говорило о характере этого воистину великого человека.

Очень многое.

Кроме того – Вожди не нервничают по пустякам.

– Ты! – Катаев упер стек в грудь Берии. – Ты тоже так думаешь?! Весь этот дурной спектакль с похищением моего брата затеян исключительно для того, чтобы выманить из Москвы Ворчакова и ОСНАЗ?! И для чего это затеивается?! Что это будет?! Покушение?!

Берия не по-военному пожал плечами.

Сверкнул стеклышками пенсне.

– Думаю – да. Покушение. Какими бы ни были армейские части Ясской бригады, не принимая даже во внимание возможную фронду в среде офицерства, они не имеют опыта антидиверсионной работы в городе. И особенно в дни массовых мероприятий. Тут решает не число, а умение. Опыт. Да, ОСНАЗ малочислен по сравнению с привлеченными взамен армейцами, но его опыт в этом смысле бесценен. Как и опыт вашей лучшей ищейки Ворчакова, я уверен, сознательно удаленного противниками из города на время организации покушения. Хорошо, что Никита Владимирович из грозовой Одессы так героически к нам прорвался. Но боюсь, время уже упущено. Они подготовились. Других объяснений у меня нет.

Катаев фыркнул.

– Ваши предложения?! Не появляться на Параде Победы?! Бежать в Петербург?! Может, вы мне и женское платье, как было у Керенского, подготовили?! Ну?!

– Ни в коем случае! – Берия вновь сверкнул стеклышками пенсне.

Ворчаков удивился.

С его точки зрения, решение с отбытием Вождя в столицу в данной ситуации было самым разумным.

И самым правильным.

У Верховного Правителя всегда могут найтись неотложные дела, из-за которых он вынужден отсутствовать на государственном празднике, не сочтите, господа, за обиду.

И ведь – не сочтут.

Ну, поволнуются немного.

Поворчат.

Но – в рамках.

А там – найдем уже нужное решение, как говорится, помолясь.

Министерство пропаганды работать умеет.

Не хуже Имперской безопасности.

Отоврутся, дело привычное.

Ворчаков снова поймал себя на мысли, что не совсем понимает Лаврентия.

Но внезапно понял.

Как только Берия заговорил, он уже догадался, что тот скажет.

Все-таки они действительно в чем-то похожи.