Юрий Никитин - Ярость

Кречет ел быстро, мелкие косточки хрустели на крепких зубах, успевал поливать соусом из аджики и чеснока, потому, наверное, и не целуется с послами, говорил напористо:

– Издавна была формулировка для русского государства: самодержавие, православие, народность. На что уж казались незыблемыми, но сумели же в семнадцатом отказаться от самодержавия? И ничего... Наоборот, именно тогда взросло могучее объединение под названием Советский Союз. Права людей нарушались – да, но другие страны уважали и побаивались. Что от самодержавия избавились не зря, это и по другим видно, в других странах уже ни царей, ни королей, кое-где только остались, но это так, для цирка... А что наши монархисты великих князей привозят, в задницы их... не за столом будь сказано, целуют, так это тоже цирк... Так же пора пересмотреть и с православием.

Он сказал просто, но я ощутил за словами всего напористого и железного Кречета страшное напряжение. А жует хоть и быстро, но вряд ли заметит, если я вместо куропатки подложу на его тарелку свои кроссовки.

– Думаете, пора? – спросил я осторожно. – Пора... по-серьезному?

Кречет ответил с яростью:

– Вы в своей книге доказывали, что еще князь Владимир должен был принять ислам!

– Да, но на книгу внимания не обратили...

– Кому надо было, тот обратил, – сказал Кречет сумрачно. – Как вы тогда уцелели, ума не приложу. Правда, уже тогда всем было до лампочки, каждый спасал себя, свою шкуру, а попутно сдирал с ближнего рубашку, не до идей было...

– Вы уверены, что пора?

– Пора, – отрезал Кречет. – Упустим этот момент, опять засосет болото. Сейчас страна чувствует себя настолько униженной, что готова на что угодно. Но упустим момент – и либо какой-нибудь ловкач... могут найтись и половчее нас?... сумеет всучить позолоченную пилюлю, либо произойдет еще хуже...

Он умолк, запил абрикосовым соком. Кадык дергался, перекачивая содержимое стакана в желудок.

– Что хуже?

– Народ привыкнет, – буркнул он мрачно. – Это и есть хуже всего. Привыкнет, что можно жить в дерьме и по шею, а не только по колени, как жили раньше, или до пояса, как живем сейчас.

Промочив горло, он жестикулировал отрывисто, говорил коротко, словно рубил гвозди на наковальне. Желваки вздулись рифленые, тяжелые. Я добавил про себя, что момент хорош еще и тем, что в главном кресле оказался этот злой и решительный человек. Не политик, тот бы лавировал по мелочам. Да и возражаю Кречету только затем, чтобы он настоял на своем. Сам же вижу, что пора. Упустить это удачное время, болото засосет еще глубже, а оттуда выбраться сил уже не хватит...

– И еще одно, – сказал он резко, но с некоторым усилием. – Черт, может быть, я свалял дурака? Словом, я разрешил местному обществу мусульман... нет, не всероссийскому, а пока только московскому, проводить наказание своих же мусульман по их законам. Завтра на Манежной площади в двенадцать часов.

– По законам шариата?

– Да.

Я сказал, чувствуя как между лопаток пробежала, топая холодными лапами, гадкая ящерица страха:

– Я об этом не слышал. Ни по телевидению, ни по радио...

– Я тайком, по телефону. Дело рискованное! Кто знает, какую вызовет огласку. Пустим пробный камешек.

Я предположил:

– Телевизионщики обидятся. Особенно этот... как его... ну, который на заставках своей передачи вместо великих деятелей, поместил себя, гордо идущего по Красной площади... Ну, с тупой такой, но наглой мордой и жирным голосом...

Кречет поморщился:

– А, этот... Надо бы как-то этого дурака отстранить от таких передач. Что за черт, какой-то комментатор, подумать только, который ничего не делает, не производит, а только пересказывает где что случилось, по значимости начинает превосходить членов правительства! Только в нашей стране, где все вверх ногами...

– Завопят, что нарушаем свободу слова. Им же сейчас свобода! Как ни посмотришь, они сами себя только показывают. То режиссеров, то операторов, то вообще своих уборщиц и швейцаров поздравляют.

– Доберемся, – сказал Кречет раздраженно. – Дерьмо, конечно, но пока руки не доходят. А потом как-нибудь сяду, просмотрю десяток передач, а затем вымету это обнаглевшее дурачье... И плевать, какой формы собственности телеканалы... Так что скажете о публичной порке?

– Интеллигенция поднимет крик, массмедики раздуют в скандал, их легко повернуть в любую сторону, если польстить, назвав умными... Ну, а народ, естественно, будет доволен. Мужикам подавай цирк, женщины начнут кричать, что нам бы такой ислам, чтоб мужикам пить запрещали... А вы ведь президент простого народа?

Кречет сказал с укоризной:

– И вы туда же... Кстати, еще один рискованный шажок. Я принял предложение из Арабских эмиратов о строительстве мечети в Москве.

– Арабских?

Он усмехнулся:

– Ну, не татарской же епархии. Или того страшнее – узбеков, таджиков или вообще тех, кого называют черными. А арабы вроде бы и не черные. Они – арабы. И хотя на самом деле еще чернее, но раз уж они на базарах наших не торгуют...

– Наших женщин не совращают легкими деньгами, – добавил я ему в тон.

– Это для народа главное, – согласился Кречет. – Если бы мечеть начали строить татары, то тут же в мои окна полетели бы булыжники!.. Или не полетели? А арабы... гм, они иностранцы. Вон Макдональдсов понастроили? И мечеть строят иностранцы. Богатые к тому же. У нас перед богатыми шапку ломают даже коммунисты.

Я покачал головой с сомнением:

– Вот так сами вдруг и предложили?

Он отмахнулся:

– Нет, конечно. Через третьих лиц им пошла информашка, что мы не стали бы возражать... Понятно, что для них это, как если бы англичане предложили нам построить рядом с Вестминстерским дворцом дом-музей Ленина!.. Уже ответили, что срочно вылетает группа инженеров, но чтоб наш мэр не беспокоился: рабочих наймут местных, платить будут щедро... Главное, чтобы пока все шло под знаком выравнивания межрелигиозных отношений. Нельзя, чтобы кто-то допер раньше времени.

– А если догадаются почитать мои книги? – сказал я осторожно.

– Не догадаются. А прочтут, так не поймут. А если и поймут, что совсем уж дико, то совсем не так и не то, что вы писали... Это же Россия! К тому же они ж политики, трех пальцев на руке не сосчитают!

Я подумал, спросил обеспокоено:

– А мэр Москвы? Вы его лучше знаете. В последнее время он набрал немалую силу...

Кречет отмахнулся:

– Он носит маску крепкого хозяйственника, но на самом деле он и есть добротный хозяйственник. Надо для блага Москвы – свечку в церкви поставит и даже перекрестится, хоть справа налево, хоть слева направо, хоть наискось. Надо для молодежи – Майклу Джексону руку пожмет и даже поцелуется, хоть потом три дня отплевываться будет. Если ему сказать, что султан Брунея поставит на одной из центральных площадей самую красивую в мире мечеть за свои деньги, то султана тут же посвятит в почетные пионеры или во что теперь посвящают...