Майкл Муркок - Повелитель воздуха

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал я.

— Это самое малое, что мы можем сделать. Вы действительно археолог? Вы можете вспомнить?

— Полагаю, уже да. В определенном отношении, — согласился я. — Я явно знаю очень многое о прошлом и абсолютно ничего о.., настоящем.

Он коротко рассмеялся:

— Думаю, что понимаю вас. Так и есть. Постоянно копаешься в прошедшем. Во многих отношениях тогда было немного лучше, чем сегодня, так?

— Я бы полнее ответил на ваш вопрос, если бы мог вспомнить о чем-нибудь таком из современной жизни, — теперь рассмеялся уже я.

— Да, разумеется, — его лицо вновь обрело серьезное выражение. — Вы хотите сказать, что можете вспомнить обо всем, что имело место до 1902 года, — стало быть, задолго до вашего рождения — и совершенно ничего не знаете о том времени, которое последовало затем? Это самый своеобразный случай потери памяти, о каком я когда-либо слыхал. Вы должны были быть очень хорошим ученым, если ваша «память» так детальна. Могу ли я каким-либо образом помочь.., восстановить ваши воспоминания?

— Вы могли бы кратко обрисовать историю после 1902 года, — я решил, что очень ловко навел его на эти мысли.

Он пожал плечами:

— Собственно, не так уж много и случилось. Семьдесят лет славного мира, все при всем. Довольно скучно.

— И никаких войн?

— Ничего, что заслужило бы названия войны. Думаю, последнее тяжелое столкновение было бурской войной.

— В Южной Африке?

— Да, в 1910 году. Буры упорно добивались независимости. Заметьте, они были при этом не совсем не правы. Но мы их успокоили. Сражались шесть месяцев и потом еще сделали им целую кучу уступок. Судя по всему, что я читал, это, должно быть, была довольно кровавая война, — он вытащил из кармана куртки сигарету. — Вам не помешает, если я закурю?

— Ни в коем случае.

— Может быть, вы тоже хотите?

— Благодарю.

Я взял сигарету.

Он быстро улыбнулся, зажигая мою сигарету предметом, похожим на коробочку с трутом, — своеобразный переносной зажигатель, решил я. Я постарался не слишком таращить глаза на эту штуку, когда наклонился вперед, чтобы прикурить.

— Я чувствую себя немножко школьным учителем, — признался он н сунул переносной зажигатель в карман. — То есть когда я вам все это рассказываю. Но если это вам в чем-то поможет…

— Определенно поможет, — заверил я его. — А что сталось с остальными великими державами — Францией, Италией, Россией, Германией…, — И Японией, — добавил он почти нехотя.

— Какие трудности у них с колониями?

— Ничего существенного. К тому же некоторые это заслужили. Тот способ, с помощью которого русские и японцы держат в повиновении свои китайские владения!.. — он закашлялся. — Не могу утверждать, что хорошо знаю их методы. Хотя китайцы, разумеется, тоже довольно-таки неуправляемое стадо, — он глубоко затянулся. — Американцы немного ленивы — особенно в их индокитайских колониях, однако мне это все же милее, нежели иной способ действий…

— У американцев есть колонии?

Он невольно рассмеялся над моим вопросом:

— Забавно звучит, не так ли? Куба, Панама, Гавайи, Филиппины, Вьетнам, Корея, Тайвань — о да, у них внушительная империя, тут уж ничего не скажешь. Разумеется, они это так не называют. «Великое Американское Содружество Независимых Государств». Их отношения с Россией и Францией были одно время довольно напряженными, но относительно Англии до сих пор соблюдаются все обязательства. И пусть все идет дальше так же спокойно, сказал бы я. Наша империя — и Pax Britannica — по мне так, пусть они переживут всех.

— Но были некоторые люди, — осторожно заметил я, — в годы, близкие к 1902-му, которые уже предвидели распад Британской империи.

Майор Пауэлл рассмеялся от души.

— Распад? Вы имеете в виду ипохондриков, вроде Редьярда Киплинга, Ллойд Джорджа и тому подобных людей? Боюсь, Киплинг сегодня больше не наслаждался бы прежним авторитетом. Хоть он и был настоящим человеком, но я думаю, в последнюю минуту утратил веру. Если бы он не погиб на бурской войне, то он еще изменил бы, надо полагать, свои воззрения. Нет, я думаю, можно с полным правом сказать, что самой старой империи мира суждена стабильность, какой она еще никогда не знала. Равновесие сил сохраняется очень хорошо. И это, в конце кондов, вовсе не во вред туземцам.

— Катманду очень сильно изменился с 1902 года. Он снова бросил на меня подозрительный взгляд:

— Знаете что, Бастэйбл, если бы я ничего не знал, я мог бы почти поверить в то, что вы действительно семьдесят лет проторчали на этой проклятой горе. Это в высшей степени поразительно — слышать, как такой молодой парень, как вы, говорит о прошлом подобным образом.

— Мне очень жаль…

— Вам не нужно извиняться. В конце концов, не ваша же вина! Но должен сказать, что психиатры на вас не нарадуются?

Я улыбнулся:

— То, что вы говорите, не кажется мне такими уж оптимистичным, — я указал на окно. — Вы не были бы настолько любезны, чтобы поднять жалюзи?

Он взял маленький ящичек, лежавший на моем ночном столике. На ящичке имелись три кнопки.

— Нажмите на эту! — посоветовал он мне. Я сделал, как он сказал, и, полный изумления, увидел, как жалюзи сами собой медленно свернулись рулоном и открылся вид на белые башни Катманду и часть аэропарка.

— Они прекрасны, — сказал я, — эти воздушные корабли.

— Да, разумеется, — отозвался он. — Я тоже так думаю. Знаете ли, для нас они стали уже чем-то само собой разумеющимся. Однако воздушный транспорт действительно дал Индии очень многое. И империи и, в конце концов, всему миру, если угодно. Возможность быстрой коммуникации. Незамедлительная торговля. Большая мобильность.

— Что меня удивляет, — признался я, — так это то, что они удерживаются в воздухе. Я думал, газосодержащая камера все же металлическая.

— Металл! — он затрясся от смеха. — Хотел бы я поверить в то, что вы меня ловко дурачите, Бастайбл! Металл! Полость состоит из борового волокна. Оно прочнее стали и несравненно легче. Газ — это гелий. В кабине кое-что сделано из металла, но в основном используется пластмасса.

— Плас.., что это? — осведомился я, полный любопытства.

— Гм… Пластмасса… Ее изготавливают из химических соединений… О Господи, вы должны же были слышать о пластмассе, приятель! Я предполагаю, это своего рода резина, но ее можно изготавливать различной прочности, различной формы и упругости.

Я отказался от попыток понять майора Пауэлла. Даже в лучшие времена я никогда не был большим специалистом в области естественных наук. Я принял загадку его «пластмассы», как мальчиком в школе принимал тайну электрического света. И все же перед лицом всех этих новшеств и чудес меня утешало то, что некоторые вещи изменились совсем незначительно. В действительности они даже стали лучше.