Вильгельм Шульц - Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

Для всего мира мы — «грязные нацистские преступники», которых надо немедленно повесить, для «грязных нацистских преступников», укрывшихся в ледяной толще Антарктиды, мы — предатели, которых нужно немедленно расстрелять. У нас нет союзников вообще, ну, может быть, кроме морского черта.

Тусклый свет аварийки освещал центральный пост. Ройтер приказал не включать полный свет — неизвестно, сколько им предстоит торчать под водой без возможности высунуть шноркель. Его американские-то радары секут, а что там сейчас против нас применено — неизвестно. Лют обычно доводит дело до конца. Не думаю, чтобы он бросил преследование на полдороге.

В центральном появился растерянный Карлевиц. Он не спал уже вторые сутки. Бесконечная борьба за жизнь Вероники, шедшая с переменным успехом, высасывала из него все силы.

— Что там? — спросил Ройтер.

Карлевитц молча покачал головой, он оперся на пиллерс и закрыл глаза. По рукам его стекала густая кровь и капала на решетки настила.

— Карлевич! Что? Вы же все можете! Алхимия, хилеры, плесень…

— Я н-не могу остановить кровь, — слегка заикаясь, отозвался Карлевитц. Он сполз по пиллерсу и обхватил голову запястьями, растопырив испачканные в крови пальцы. — Я п-пулю вынул. П-пуля прошла сверху вниз. У н-нее очень сильные повреждения селезенки и печени. Обширный некроз. Я сделал тампонаду, провел иссечение. Все кровит со страшной силой. Нити прорезаются через ткань.

Хилерство… — он усмехнулся. — Я не могу заткнуть пальцем капилляры…. Сейчас я все зашил, но в любой момент может закровить снова. Может, уже… опять началось. Пока я дал морфий… Еще одну операцию она не выдержит.

— Карлевич, сделайте что-нибудь… Она должна жить…

— Командир, я не бог… Я не могу ей слепить новую селезенку. По-хорошему бы ее следовало удалить… и еще, командир, она беременна… 3 месяца… где-то…

Значит, все-таки она восстановилась после того, что перенесла в 42-м. Она снова воскресла для нации… Но какое значение это все имеет теперь…

— Карлевич, — прохрипел Ройтер, — она умрет? — Он приготовился к очередному удару судьбы. В последнее время их было столько, что от них не оставалось даже боли — только тупое озлобление на… на Бога?

— Я полагаю, да, — вздохнул Калевитц.

— Сколько у нее времени?

— Сутки. Может, двое.

— Говорите, беременна…

— Да, 3-й месяц, насколько я могу судить…

— Значит, война не закончится…

— Как это? — Карлевитц вдруг как будто очнулся от сна. Он пытался понять логику командира и не мог. — Что вы имеете в виду?

— Она говорила, что сможет родить ребенка только после того, как закончится война. Значит, война продолжается… За двое суток она его уже не родит, если вы говорите, 3-й месяц. Как раз перед командировкой к Папе… В сознании вдруг всплыли картины того, что было бы, если бы их миссия в Германии не удалась. Его ждала бы пуля, в сыром каземате Шпандау, это понятно, а Веронику переправили бы куда-нибудь в Барилоче, где ей с малышом ничего не угрожало бы… Почему так глупо все получается? Ей бы рожать и рожать… Она так любила всегда заниматься домашним хозяйством, а ей пришлось воевать.

Карлевитц развел руками. Он посчитал, что достаточно отдохнул, чтобы вернуться к больной.

— Зинке! — позвал он, глянув в проем. — Я не знаю, командир, я ничего не знаю… Я делаю что могу…

— Да, герр штурмбаннфюрер! — из проема появился механик.

— Хайнц, вы сейчас не на вахте, пойдемте со мной, там на столике есть шприц, если увидите, что я начал отключаться, — введите мне в вену. Я покажу…

Лицо Вероники, и без того обычно бледное, стало еще бледнее. Глаза были подернуты туманом.

— Она слышит нас? — спросил Ройтер шепотом.

Карлевитц молча кивнул.

— Здраствуй, дорогая, — сказал Ройтер. — Как ты себя чувствуешь?

Глупый, конечно, вопрос… но что-то же нужно было сказать. По лицу Вероники пробежала тень осмысленного восприятия происходящего…

— Спасибо тебе, что пришел… — прошептала она. — Дай мне руку… Вот так… Хельмут… — произнесла она куда-то в пустоту. — Как странно… Ты — Хельмут, человек Хели, богини потустороннего мира… [52] Согласно древнегерманской мифологии Хель управляет только «гражданской» частью мира мертвых. Те, кто находится в Вальхалле, ей не подвластны. Их бог — Вотан. Ты с ней никогда не встретишься… Ты же попадешь в Вальхаллу. Человек Хели и в Вальхалле. Как смешно…

— Ты что это, — удивился Ройтер. Рассуждения о языческих богах — это что-то очень странное для Вероники. Это же демоны…

— У нас даже нет возможности ее причастить… — произнес он, обращаясь к Карлевитцу.

— Все эти функции, за неимением иного, выполняет капитан…

— Никогда этого не делал… Тем более я протестант… вроде как… хотя… я ни во что уже не верю…

— Действуйте, как предписывает морская традиция… У Унтерхорста есть библия.

— Ты слышишь меня? Вероника?

— Хельмут… Ты так много для меня открыл…

— Хочешь, мы с тобой почитаем библию?

Она медленно качнула головой вправо, затем влево — нет.

Наверное, она уже половины не понимает, что происходит. На нее очень не похоже. Всю жизнь следовать церковным канонам по любому пустяку, креститься, поднимаясь на борт прогулочной лодки, и в единственный по-настоящему важный момент забыть об этом… Ладно, кем ты хочешь — тем тебе и буду. Хочешь, буду кюре, помнишь этого, со странностями, в Бресте, хочешь — шаманом, какой был у унтерхорстовских дикарей. Я же командир, а командир — это ответственность… За всех…

— Вообще-то, по всему, она должна тоже попасть в Вальхаллу, — вдруг осенило Карлевитца. — Она же военнослужащая… и ранение получила в бою…

В отсек просунулась рука с толстой книжкой в темно-коричневом кожаном переплете.

— Вот, смотри, что нам принесли… — Ройтер осекся. Вероника лежала неподвижно, с остекленевшим взглядом, направленным в потолок. Кроме этого взгляда, ничего не изменилось, но он понял, она уже не здесь.

Карлевитц, стоявший позади, стиснул зубы и сглотнул. По его щеке, покрытой длинной черной жесткой щетиной в брызгах запекшейся крови, прошла судорога.

— Подружись с Иоахимом, — прошептал Ройтер и положил ей руку на глаза. — Не скучайте там без меня… Я обязательно приду… Даю вам слово. Хотя… Дитрих же теперь тоже там… Так что ты просто вернулась к мужу.

Атака на Гамбург была отбита, так и не состоявшись. Потери составили 1 линкор, команда 1800 человек, в том числе один вице-адмирал, 1 группенфюрер, несколько человек охраны с одной стороны. С другой — один старший писарь ВМФ и два оператора центрального пульта.

Хоронили Веронику как военнослужащую, то есть, как и положено, завернув в военно-морской флаг Империи. Тащить с собой тело в Сан-Хуан? — Глупо. Что там, в Сан-Хуане? Это чужая земля, с которой у Вероники ничего не связано. Брест? — Да, Брест был бы лучшим вариантом, но до него не хватит топлива, и никакие «дойные коровы» нас теперь не ждут. Все-таки я чаще в море, а значит, мы как будто вместе. Мне же будут о тебе напоминать портрет Шепке, который ты все эти годы берегла, и фотокарточка 9×12 с надписью «Хельмуту от Вероники с любовью. Брест 20 августа 1941», которую она подарила ему перед походом в Гибралтар.