Евгений Таганов - Рыбья Кровь и княжна

— По ромейской традиции, все, кто пролил много крови, в последние годы жизни уходят в монастырь и замаливают там свои грехи.

— Такое не по мне — слишком просто и неинтересно. Для меня убивать чужих воинов никогда не было и никогда не будет грехом. Как говорит мой шут, я просто истребляю самую злую и свирепую часть мужчин и у себя, и у противника.

— Это объясняется твоей молодостью. Твоя душа по-настоящему еще не пробудилась. Ты как малый ребенок, который отрывает крылья бабочки, чтобы посмотреть, что с ней будет дальше. Взрослые люди этого уже не делают, — мягко отвечал ему священник.

В другой раз разговор между ними зашел о княжеской выносливости: не устает ли Дарник от своих каждодневных, порой наверняка скучных обязанностей? Особенно если он не готовил себя к этому с детских лет.

— Нет, не готовил, — признался Рыбья Кровь. — Хотел просто видеть иные земли и чтобы каждый новый день был не похож на предыдущий. Увы, в наше время путешествовать могут лишь купцы и наемные воины. Купцы постоянно хитрят и всего боятся, а воины обязаны подчиняться тупым вожакам. Вот мне и пришлось самому стать главным воеводой, чтобы мне никто не мог приказывать.

— Но ведь ты мог остаться только воеводой, а захотел еще стать князем? Судить простолюдинов и вникать во все хозяйственные мелочи, которые настоящие воины должны презирать?

— Виноваты в этом были мои первые победы. Я вдруг почувствовал себя человеком двухсаженного роста, которому все на свете по силам. И это ощущение сохранилось у меня до сих пор. Судить простолюдинов, конечно, черная работа, но мне помогает то, что я ко всем им безразличен и могу блюсти общую пользу княжества, а это все вокруг считают самым справедливым. А хозяйственные мелочи — это моя вторая жизнь, моя мечта так наладить княжеское хозяйство, чтобы можно было содержать хорошее войско даже без военной добычи.

— И тогда ты перестанешь ходить в разбойные походы?

— И тогда я буду ходить в них только ради удовольствия — надо же будет чужие земли посмотреть.

Как-то к случаю рассказал Дарник отцу Паисию и о своем любимом открытии про знатных и не знатных людей. Что если каждых двадцать лет удваивать количество своих предков, то в десятом поколении мы получаем тысячу своих прямых родичей, в двадцатом — тысячу тысяч, а в тридцатом — тысячу миллионов. Священник не поверил этим числам и сел их перепроверять. Однако полученные цифры произвели на него совсем иное впечатление, чем когда-то на юного бежечанина.

— Сейчас у нас шестьдесят третье столетие от Сотворения мира. Если грубо прикинуть пять поколений на одно столетие, то за шестьдесят три столетия мы получим от Адама и Евы триста пятнадцать поколений людей. Согласно твоим расчетам, их сейчас должно быть не меньше, чем мух и комаров вместе взятых.

— Ну вот на это и существуем мы, вольные бойники, готовые убивать за хорошую казну всех, кого нам укажут, — довольно улыбался князь.

Лидия во время этих бесед сидела где-нибудь у окна со своей вышивкой и сердито косилась на увлеченных разговором собеседников.

Жизнь в крепости текла столь же размеренно, как и во дворце. Общее упорядоченное ромейское времяпрепровождение повлияло и на словен: вставая с утра, каждый знал, чем именно ему предстоит целый день заниматься. Поток посетителей через северные ворота заметно возрос, к родственникам «жен» добавились мелкие торговцы, любопытные подростки, потерявшие работу слуги, юноши из богатых семей. На главной площади крепости образовалось свое мелкое торжище, где липовцы охотно покупали у дикейцев всякие лакомства и красивые безделушки.

Как-то явились тридцать парней-сербов из дальнего горного поселения и попросились в дарникское войско. Иная одежда, иной внешний вид, но язык почти один и тот же, и, по настоянию воевод, их приняли даже не в черное войско, а распределили среди понесших потери липовских ватаг. Чтобы их родичи в поселении не пострадали от ромеев за своих своевольных сыновей, сербы записались под чужими именами и разрисовали себе лица полосами из сажи.

Общая мирная будничность словен нарушена была лишь однажды. Общаясь с молодыми воинами на площадке для боевых занятий, Рыбья Кровь неосторожно спросил, чего бы им хотелось больше всего.

— Искупаться в море, — под смех приятелей попросил один из молодцов.

Князь на секунду замер, соображая, как это сделать, потом сказал:

— Сейчас и искупаемся.

Четыре полусотни пешцев, привычных к построению «черепахи», вооружились и построились. Их сопровождали четыре одноконных камнемета, поставленных на колеса уже тут, в крепости, сам Дарник с ватагой арсов решил тоже идти с пешцами. Еще три сотни в полном вооружении, чтобы прийти на выручку, затаились у Северных ворот, а три сотни с конной полусотней караулили у Западных ворот, на случай, если дело получится особенно жарким. Ну и конечно во всеоружии находилось и все остальное войско.

Двести тридцать «купальщиков» широкой колонной выступили из Северных ворот и прямой главной улицей направились к пристани. Дикейцы останавливались и смотрели на них, гадая, что бы все это значило: куда это идет столь малый отряд словен?

Отряд прошел к самой воде и остановился, образовав квадрат, огражденный большими прямоугольными щитами и пока еще поднятыми вверх копьями. Кое-где из улиц начали появляться пентархии и декархии вооруженных стратиотов, они останавливались на безопасном расстоянии и смотрели, что будет дальше. Даже самым отчаянным липовцам стало как-то не по себе от собственной дерзости.

Дарник первым сбросил с себя доспехи и одежду.

— Первая полусотня за мной! — скомандовал он и в одних нижних портках бросился в воду.

Первая полусотня с некоторой заминкой последовала за князем. На пристани собиралась все более густая толпа зрителей. Увеличилось и количество ромейских воинов. Их было уже больше трех сотен, и они строились в две сплоченные тагмы неподалеку от липовского квадрата.

Дарник, подавая пример уверенности, искупался и с первой, и со второй полусотней и только потом выбрался из воды. Пока он одевался, число стратиотов удвоилось, но их архонты все еще что-то выжидали. Когда из воды выбралась и оделась четвертая полусотня и все арсы, липовский отряд развернулся и прежней колонной направился обратно в крепость. Обе тагмы ромеев тронулись следом и сопровождали словен до самой крепости. У Северных ворот «купальщиков» приветствовали восторженными криками столпившиеся на крепостной стене воины и непривычным для словен хлопаньем в ладоши — дикейцы.

— Моя полухоругвь идет купаться следующей, — тут же заявил Буртым.

— Нет, на сегодня достаточно, — остановил его князь. — Чересчур дразнить тоже не надо.