Евгений Таганов - Рыбья Кровь и княжна

По рядам воинов пробежал легкий смех, многие лица разгладились, стряхнув с себя напряжение. Дарник поднял руку, призывая к тишине:

— Через два дня мы войдем в липовскую землю. Тяжелый обоз оставим в первой же сторожевой веже. Но есть другой груз, который делает нас слабыми, и от него нам всем нужно избавиться: наши кровные солиды. Пока вы таскаете их в поясах или нашейных кошелях, вы воины только наполовину. Не приказываю, а советую сдать их казначеям сотен, а писари пусть запишут, кто сколько сдал.

— Да зачем через казначеев, пусть каждый найдет себе приметное место и зароет! — раздался хриплый голос какого-то гридя.

— Если убьют, хочешь, чтобы оно никому не досталось? Ну ты и жила! Неужели и все такие? — Князь обвел взглядом весь сход. — Лучше казначеям, чтобы в случае смерти или плена ваше золото пошло вашим женам, друзьям или на ваш выкуп из плена.

— А ты сам золото спрячешь? — вопрошал все тот же хриплый голос.

— А вот не скажу и даже не покажу куда, — задорно произнес Дарник.

В ответ раздался дружный хохот — похоже, насчет бодрости все у него получилось.

Липовской пограничной сторожевой вежи войско достигло в середине дня под проливным сентябрьским дождем. Но ливня никто не замечал, крепостной гарнизон ликовал, как малые дети, да и походники радовались не меньше, увидев в селище не торжествующих гребенцев, а своих старых товарищей и знакомцев.

Вежа состояла из трехъярусной бревенчатой башни, обнесенной валом и частоколом. С одной стороны к валу примыкало войсковое дворище с гридницей, конюшней и гостевым воеводским домом, с другой — небольшой посад, где жили женатые гриди и войсковые мастера: кузнецы, шорники, лучники, сапожники, тележники. На всем этом виднелись теперь следы недавнего штурма. Посад был полностью сожжен и разрушен, сильно обуглены гридница с конюшней, исчезла и часть забора в войсковое дворище, вместо него высился завал из бревен и мешков с землей.

— Когда тын проломили, мы сумели кое-как отбиться, а потом за ночь завалили пролом тем, что было под рукой, — объяснил полусотский вежи.

— Сколько их было? — спросил Дарник.

— Сотни две, не меньше. Основные силы стоят у Липова. А малые отряды рыщут по всему княжеству, хватают все, что плохо защищается.

— И много уже нахватали?

— Порядочно. Всего не знаю. Но, кажется, даже Малый Булгар взяли.

— А Арс?

— Арс стоит, что ему сделается. Гребенцы туда и не суются.

— Что короякцы?

— Тоже стоят себе под Липовым, в гости к гребенцам ходят. — с горькой усмешкой отвечал полусотский.

Гарнизон вежи первоначально состоял из шестидесяти гридей и двадцати вольных бойников, всегда готовых подменить гридей в случае болезни или отлучки. Сейчас в строю оставалось две неполные ватаги. Рыбья Кровь не счел возможным еще больше уменьшать их. Произвел лишь замену: забрав двадцать крепких бойцов, оставил столько же еще как следует не оправившихся от ран походников. Сменил также часть усталых лошадей и освободился от лишних грузов.

До Липова от вежи было полтора дневных перехода. Но дарникцы пошли не напрямую, а свернули в сторону и направились в Арс. Впрочем, сохранить в тайне свое передвижение им не удалось, и, когда подошли к Арсу, туда же прискакал гонец из Липова, сообщивший, что, услышав про возвращение с войском Дарника, вся гребенская рать сорвалась с места и поспешила по южной дороге в свое княжество.

— Вот это вояки! Зря мы сапоги топтали, хватило бы одного гридя со знаменем послать, они бы и от него побежали! — от души смеялись воеводы и бойники.

Бросив у Арса подводы и колесницы, все липовцы по двое взгромоздились на лошадей и пятнадцать верст до своей столицы одолели одним махом.

Та же картина, что и в пограничной веже, только увеличенная в несколько раз, ожидала дарникцев и здесь. От посада и Городца остались одни головешки, огню были преданы и все окружающие Липов дворища, пшеничные и овсяные поля, сложенные срубы новых домов и недостроенные лодии. Выстояли лишь Войсковое Дворище и Островец.

Неприятно бросался в глаза стан короякцев в версте от липовского посада, окруженный чистенькими светлыми повозками.

Навстречу дарникцам из Дворища высыпали бортичи, худые, грязные, растрепанные, но несомненные победители. Увидев целого и невредимого Бортя, князь сам, забыв приличие, рассмеялся от радости. Сойдясь, они обнялись и по очереди подняли друг друга на воздух, дабы убедиться в реальности происходящего.

— Самые нетерпеливые прискакали? — определил Борть, окидывая взглядом прибывших. — Нужно послать коней за остальными.

— Это все, — тихо сказал ему Дарник.

— Как все?! — Воевода изумленным взглядом окинул две неполных сотни походников.

— А другие на лодиях что, не прибыли? — оцепенел от ужасного предположения князь.

— Нет. Меченый писал, что какие-то лодии с нашими бойниками перехватили хазары и до него добрались только восемь человек. Но в Липов никто не пришел.

Дарник стиснул зубы: хорошо еще, что он пришел домой не просто так, а в облике освободителя, может, хоть это скрасит его неудачный поход?

— А княжна у нас молодцом держалась, настоящая княгиня, — похвалил кто-то из вожаков-сидельцев.

Рыбья Кровь оглянулся. К нему приближалась со свитой телохранителей Всеслава. Узкая княжеская корона уверенно охватывала ее горделивую головку. За всеми боевыми заботами Дарник совсем забыл о жене. Сейчас же перед ним с особой силой вспыхнули все ее прегрешения: убитые жены гридей, покончивший с собой арс, подосланный к Адаш убийца, а теперь еще и смерть десятимесячной дочери, о чем ему рассказали в Корояке.

Полтора года разлуки сделали свое дело — оба смотрели друг на друга как на плохо знакомых людей. Не было ни объятий, ни поцелуев, лишь легкое касание рук и небольшие поклоны.

Потом князь в сопровождении Бортя пошел смотреть следы осады, выслушивая пояснения наместника.

Осада продолжалась три месяца. Полторы тысячи гребенцев обложили Липов сначала с трех сторон, не придавая особого значения Островцу. Однако после того, как Борть дважды с большим отрядом перебирался ночью с левобережья на правую сторону реки и наносил неожиданные удары по стану противника с тыла, Алёкма пять сотен воинов перевел на левый берег Липы и не давал бортичам выйти из Островца. Тогда Борть придумал готовить малые плоты и ночью спускаться вниз по реке, снова делая наскоки из леса на зазевавшихся гребенцев.

— Так я не понял, кто кого больше осаждал: ты Алёкму или он тебя? — одобрительно подтрунивал Дарник.

— Твоя наука — лезть вперед и никого и ничего не бояться, — отвечал польщенный толстяк.

С городскими старейшинами разговор получился не столь приятный.