Андрей Буровский - «Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!

Что приятно: Васильева Бубих боялся. Под нехорошим, недобрым взглядом Васильева он быстро тушевался и исчезал. Только однажды Бубих осмелился похвастаться, что преодолел в себе и в мире грозные удушающие силы и принес из самых высоких надземных сфер Учение, которое остановит разрушение людей лемурами, ляжет основанием Нового Мира, новой великой и прекрасной ступени человеческой эволюции.

Васильев молча уставился на болтуна: не грозно, а скорей соболезнующе.

— Не надоело трепаться?

— Великое Учение основано на огненном поклонении Шамбале! Оно откроет ворота обнищавшему, замученному человечеству в Новый Огненный век!

— Якову Григорьевичу ты уже ворота открыл? Или как?

Бубих переменился в лице… Какое-то мгновение он жалко, робко всматривался в лицо Васильева… И потом быстро молча вышел. С тех пор Бубих, похоже, охотно не встречался бы с Васильевым и за общим столом, да выхода у него не было. Совсем не болтать про Будду Гаутаму Бубих по-прежнему был не в состоянии, но все-таки стал осторожнее. А Каган сочинил непристойную песенку, совершенно не в своем стиле, но смешную:

Петя охотно подхватывал:

Бубих злился и не появлялся… ближайшие час или два.

Ребята радостно орали эту песню — специалисты высшего класса, разведчики, диверсанты, преобразователи мира… Все же они были очень молоды. Заглянул Васильев, послушал, попросил спеть с самого начала. Весело сложил брови «домиком», физиономия у него сделалась праздничная. Ребятам же сказал с деланой строгостью, что вот они не знают, как попасть в Лхасу, а вот Бубих это знает, и ничего тут не поделаешь. Так что черт с ним, с Гаутамой, пусть болтает.

Только не надо думать, что путешествие совершалось под звон гитары, в неком сладостном безделье. В первый же вечер Васильев спросил у парней:

— А как у вас с общей физической подготовкой?

— Регулярно делаю физическую зарядку… Ходил в походы… В том числе в зимние… Хронических заболеваний нет, — так отвечал Петя, и почти такие же ответы дали двое других.

— Умеете укладывать рюкзак?

— Да, нас учили.

— Тогда все из рюкзаков вон! И складывайте по-новому, проверю.

И проверял, давая очень дельные советы.

— Ноги не натирали?

— Нет…

— Не натирал…

— А я первый раз неправильно намотал портянки, стер ногу…

— Сильно стер?

— Не особенно…

— Надевайте сапоги. Приду — проверю.

И проверял, как намотали, не сотрут ли ноги в дороге. Закуривал и снова спрашивал:

— Сумеете запрячь телегу?

— Да.

— А верховую лошадь?

— Тоже да.

Лошади в поезде не было, и пришлось подробно объяснять, показывая руками: вот так надо навьючивать вьюк. А Васильев не успокаивался:

— По стрелковому оружию у вас что? Для начала собрать-разобрать?

После ужина ребята собирали-разбирали пистолеты и револьверы, изучали винтовку. Уже почти ночью Васильев повесил в кают-компании наволочку, нарисовал на ней мелками круги и стал учить парней стрелять из пистолета с глушителем.

— Шуметь не будем, а тренироваться необходимо! — говорил он.

Наверное, тренироваться и правда было необходимо, но, кроме всего прочего, Васильев очень любил учить молодежь своему делу. Он с таким вкусом этим занимался, что и ребята невольно сами увлекались.

Второй день пути ознаменовался двумя важными событиями. Во-первых, во время завтрака их всех попытались убить. Петя как-то уже начал привыкать, что его все время кто-то хочет убить… Наверное, потому ничего не предчувствовал, Голос молчал, и потом Васильев его еще и отругал за «потерю бдительности». А какая тут бдительность, если все разошлись по купе, официант понес пустые тарелки, и оказалось — вовсе это не официант, а переодетый диверсант?

Васильев, несмотря на огромный опыт, тоже ничего не предчувствовал. «Официант» поставил себе тарелки на поднос, а потом хладнокровно извлек из-под фартука огромный армейский пистолет ТТ-33. Впрочем, хладнокровно или нет — уже невозможно узнать: спрашивать не у кого.

Потом Васильев орал, что нельзя быть таким же кретином, как этот: нечего тянуть резину, достал оружие — сразу стреляй! А этот «раздолбай хренов» поднимал пистолет с глушителем слишком медленно. Почему? Опять же, спрашивать не у кого.

Главное, Васильев вдруг обнаружил красно-коричневую махину с черным отверстием дула, чуть ли не упиравшуюся ему в лоб. Вот Васильев не тянул ни секунды: сократил дистанцию и вцепился в кисть с оружием. Он одновременно блокировал курок, чтобы не выстрелить, и выкручивал руку, а потом, через доли секунды, рычагом через руку бросил врага. За стуком колес никто и не услышал бы даже выстрела из пистолета с глушителем, но Васильев орал оглушительно.

Пете казалось, что он прибежал мгновенно, быстрее нельзя, но, когда он оказался в «кают-компании», «официант» корчился и выл под тяжестью Васильева и Кагана. Петя вцепился мертвой хваткой в валявшийся пистолет… Оказалось, не это нужно.

— Бомбы ищи! — орал Васильев. Петя обалдел от этого вопля… Где искать-то? И почему именно бомбы?! Но прав, прав оказался Васильев! Из кармана клеенчатого фартука «официанта» со стуком сыпались тяжелые цилиндры.

Васильев с Каганом ловко скрутили «официанта» лицом вниз, стянув руки почти локоть к локтю, брюки и трусы спустили до колена, и ноги тоже связали. Никаких документов, вообще ничего, кроме пистолета и бомб, с ним не было.

Осмотрев бомбу, Васильев все четыре покидал в открытое окно, приговаривая, что такие бомбы взрываются по радиосигналу.

— Передать километраж! — рявкнул Васильев.

Пете не надо было разъяснять, кому и о чем передать… Рация его неплохо слушалась. Осталось дождаться, пока мелькнет в окне километровый столб… А пока Петя ждал, пока передавал сообщение, Васильев с Каганом обрабатывали «официанта»: доламывали ему руку, потом вставляли нож на полсантиметра… на сантиметр…

Петя доложил об отправке радиограммы, и тотчас ему велели «учиться, как это делается». А если «нервы интеллигентные слишком», он знает, где водка. Петя и правда выпил немного, но смотрел и принимал участие: он уже понял, что в мире, куда он попал, нужно уметь и пытать.