Андрей Буровский - «Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!

— Но это же гибель культуры! Гибель всего, что мы строили тысячелетия!

— Конечно, гибель. Все, что вы строили тысячи лет, как раз и хотят уничтожить.

Вальтер увидел судебные процессы, на которых немецких солдат обвиняли в поедании мяса врагов, убийстве грудных младенцев и сожжении живьем то ли трех, то ли пяти миллионов поляков.

— Но это же неправда!

— Я и не говорю, что это правда. Я говорю, что так будет… Если мир не остановить, так обязательно будет после того, как вы проиграете войну.

На стене германские офицеры сидели, обхватив головы руками, и только время от времени глухо стонали. А школьные учебники, пресса, радио рассказывали молодым, родившимся после войны, что все их предки поголовно были преступники. Вальтер видел плакаты «Не забудем национальный позор» над немецкими городами, слышал чудовищное радиовранье, от которого Геббельс покрылся бы густой розовой краской.

— Вот так Германию и превратят в страну со сломанным хребтом, — произнес Менделеев задумчиво. — Как вы думаете, зачем?

— Это понятно… Чтобы не стало конкурента, — протолкнул сквозь зубы Вальтер. — Для чего же еще. Людьми без исторической памяти легче и удобней управлять.

— А вот теперь мы оказываемся… скажем, в две тысячи первом году — в начале двадцать первого века…

На экране встал странный город: старинные здания девятнадцатого века, а над ними, как в голливудском кошмаре, какие-то светлые небоскребы — как поставленные на попа и невероятно вытянутые вверх спичечные коробки. Вид был совершенно устрашающий.

— Что это?!

— Так выглядит теперь Франкфурт-на-Майне… Американцы построили вот такие чудесные здания, чтобы научить немцев правильно жить. А немцы не оценили и расползлись по пригородам… Старый Франкфурт они отстроили по старым чертежам, фотографиям и картинам, по воспоминаниям видевших… Вы думаете, это старый город? Нет… Тут в конце войны была такая же каменная пустыня, которую вы видели в Сталинграде. Все эти дома построены через пятнадцать-двадцать лет после войны.

А! Вот идет немецкий парень! Он годится вам во внуки, Вальтер, но тогда ему будет столько же лет, сколько вам сейчас… Давайте зададим ему вопрос. О чем вы хотите спросить своего потомка, Вальтер?

Вальтер подался вперед своим раскрасневшимся лицом.

— Парень! Да, ты… Постой…

Парень остановился, с удивлением глядя: прямо перед ним, прямо в воздухе, заколыхалось, как в испорченном телевизоре, несколько странно одетых людей в странной комнате… К нему обращался молодой человек, примерно сверстник… Но очень странно он выглядел, этот молодой человек… Трудно сказать, в чем именно, — но странно.

— Скажи: кто такой Шиллер?

Парень ухмыльнулся, пожал плечами. Чего хочет этот ненормальный?!

— Кто такой Фридрих Барбаросса?

А! Вот это что! Это опрашивают про новые модели… Лицо парня двадцать первого века разгладилось:

— А сколько в них лошадиных сил?

И погас экран, не закончив полезного исследования. Парень пожал плечами, пошел дальше. Он думал уже о простом, о родном и понятном: о пиве и девках.

А далеко от Германии, в сердце Азии, в рукотворной пещере, Вальтер фон Штауфеншутц бился в истерике, судорожно стонал, не в силах справиться с навалившимся кошмаром.

— Будущее Германии станет сытнее и теплее… — пытался «утешить» его старший Гумбольдт.

— Я не хочу! — глухо простонал Вальтер из-под рук, закрывающих лицо. — Не хочу! Что угодно, но не такой конец!

— Вы еще далеко не все видели… Но куда пойдет, уже понятно.

— Но СССР ведь выиграл войну! — вскинулся Петя. — И мы не будем под американцами!

— Что хорошего может принести народу коммунизм? Независимо от того, выиграл он войну или проиграл? Одичание людей пойдет и у вас… И американцам завидовать вы будете ничуть не меньше, чем немцы. Молодежь уже через десять лет после войны начнет беситься, будет пытаться хотя бы в одежде подражать американцам. Результат улавливаете?

Менделеев слабо взмахнул кистью руки, заклубился сгущающийся воздух; в нем появился памятник Гёте. Памятник на фоне его двухэтажного каменного домика. Дальше сюрреалистическим бредом возвышались небоскребы — неудавшиеся попытки научить немцев жить «правильно». По площади перед домиком шли люди… Петя с упавшим сердцем сразу узнал дорогих соотечественников.

— Мишка! — дико орал подвыпивший дядька средних лет, с наглым неумным лицом. — Это какому-то Гёте памятник! А он что сделал такого? За что ему памятник?!

— Че, Колька, сам не видишь?! — так же орал с другого конца площади другой, тыкая пальцами в небоскреб. — Вон видишь? Это Дойч-Банка здание! А Гёте на фоне здорового дома стоит! Это основателю Дойч-Банка памятник!

Все сидящие в комнате дико захохотали, только Петя зябко поежился, да Вильгельм Гумбольдт мрачно усмехнулся.

— Американизация в СССР все равно будет идти. И упрощение сознания — тоже. А как падет СССР…

Петя увидел, как громадные толпы беснуются вокруг пьяного потного мужика, приплясывающего на танке. Потный неумный мужик с грубой рожей выкрикивал лозунги, толпа подхватывала их и скандировала.

— Так рухнет советская власть. Пусть бы и рухнула, но можно подумать, она достанется народу, эта власть!

Петя видел невероятно обнищавших, полуголодных людей, голодные обмороки жителей маленьких городков, нагло жирующую на их фоне сволочь. Петя видел парня, торгующего арбузами. На самодельном плакате надпись: «Новое поколение выбирает деньги». Петя видел еще одного мордатого парня, выговаривающего пожилой женщине: «Что? Слишком дорогая колбаса?! Плохо работаете, мадам, надо лучше, тогда и колбасы будет вдосталь!»

— Посмотрите вот на эту прелесть… Как вы думаете, что это?

Петя взял в руки неприятную женскую фигурку с гипертрофированными грудями, патологически тонкой талией. Ноги существа были раза в полтора длиннее нормальных. Неприятное хищное лицо, фигура урода: родить такая женщина не могла бы.

— Больше всего это похоже на изображение богини… но это не богиня плодородия, это богиня… даже не знаю, как сказать… Она похожа на изображения, которые резали из кости древнейшие люди. Но те хотели, чтобы их богини рожали…

— Богиня патологических людей, Петя? Богиня тех, кто хочет только спать с женщинами, но не хочет иметь от них детей?

— Да… и богиня того, кому нравятся грубые, необразованные тетки.

— Это не богиня. Это детская игрушка, Петя. Кукла.

Какое-то время Петя осмысливал.

— Игрушка тех, кто захватил власть?

— Ну что вы! Массовая игрушка. У нее и биография соответствующая, у этой куклы Барби.

— Могу себе представить, какая…

— Даже не можете. В наше время просто еще нет ничего подобного. У одного из вариантов куклы даже живот раскрывается, — чтобы было видно, как там лежит эмбрион.