Александр Афанасьев - Сожженные мосты. Часть 7 [СИ]

— Мы теряем инициативу… — устало сказала Марианна. Когда пошевелили труп — вонь стала сильнее, от этого разболелась голова.

— У нас ее никогда и не было.

— Когда-то была. Но мы ее потеряли. Кому ты докладывал про El Buho?

— Никому. Да я и не знал многого…

— Ну… кличку то ты знал.

— И более ничего.

Без помощи Рохаса она не могла обойтись. У Рохаса единственного из сальвадорцев был список агентов и ее телефон, никаких подробностей работы агентов он не знал. В его задачу было сообщать Марианне всякий раз, когда один из агентов мелькнет в дневной сводке происшествий.

— Мне нужно выпить кофе…

Кофейня — это только так называлось, на самом деле здесь основным напитком был матэ, травяной настой, отлично утоляющий жажду и снимающий усталость. Но в кофейне можно было выпить и кофе, благо она только открылась, и кофе должен был быть свежим…

Она устало плюхнулась на стул, Виктор ушел заказывать кофе. Первым подозреваемым был он сам, хотя Виктор Рохас был одним из немногих сальвадорцев, который имел степень допуска ФБР. Семейство Рохасов, довольно богатых землевладельцев пострадало от партизан, и вряд ли Виктор будет стучать им. Но есть еще и Альварадо. Альварадо… козырь, пятый туз в колоде, переворачивающий всю игру. Альварадо работал не с низовыми слоями, с боевиками и троцкистами — за ним стояла олигархия. Не только наркомафиози — богатые землевладельцы, промышленники, которые здесь остались. Землевладельцам нужно было, чтобы над ним не летали североамериканские самолеты с гербицидами, а им сами разрешали засаживать поля кокой. Промышленникам надо было, чтобы на месте разрозненной южной Америки появилась конфедерация или даже федерация и закрыла рынки для чужих, прежде всего североамериканских товаров. Многие еще помнили, как жили здесь до того, как североамериканцы начали экономическую экспансию, и идеи второй Реконкисты [36] Освободительной войны. находили отклик в самых разных сердцах.

Ведь что сделали североамериканцы после того, как сами избавились от витающего над страной призрака коммунизма и стали ядерной державой? Идея проста. Во-первых — заставить южноамериканские страны открыть рынки. За счет искусственного ослабления доллара в семидесятые североамериканские товары стали дешевыми, настолько дешевыми, что они вытесняли с рынка местные товары. Вдобавок, покупать североамериканское было престижно, этим ты как бы приобщался к среднему классу — а деньги были, ведь слабый доллар сделал ранее недоступное доступным. Подогреваемая дешевым кредитованием потребительская лихорадка продлилась около двух десятилетий, пока не стало понятно, что кредиты надо платить, а платить нечем. Заводов нет! Почему-то многие страны в последнее время забыли о том, что экономику нельзя мерить только денежными измерителями, имеют смысл и натуральные показатели, а именно объем произведенного экономикой продукта в килограммах, штуках, метрах, литрах. Не все измеряется в деньгах, у людей должна быть работа, а у страны — безопасность. Чтобы погасить задолженности правительства в Южной Америке приняли печатать деньги, вызвав гиперинфляцию и обесценив собственную валюту. После этого было принято еще одно ошибочное решение — привязать собственную валюту к имеющемуся в стране запасу валюты североамериканской, непонятно как посчитанному. Но экономика тем самым лишилась денег — и их дали североамериканцы, за счет своей валюты, которую они печатали, скупившие все на корню. Как только предприятия переходили в руки североамериканцев — они моментально начинали работать, потому что североамериканцы давали оборотный капитал, сами в свою очередь, пользуясь низкими издержками на производство, отсутствием экологических ограничений, дешевой рабочей силой. Они выносили сюда самые грязные и трудозатратные производства, забирая большую часть добавленной стоимости себе. Простые южноамериканские рабочие и крестьяне знать не знали про макроэкономику, они не знали про то, что теперь маятник шел обратным ходом и теперь уже североамериканцы теряли работу. Они просто видели по телевизору, как живут в Северной Америке и слушали агитаторов, которые говорили им, что североамериканцы живут так за их счет. В каком то смысле так оно и было. А потом те же агитаторы подсказывали идею — возьми автомат и убей. Освободишь свою страну — а потом пойдешь войной на чужую. Освобождать их, все по Троцкому и Ленину.

А они здесь просто пытались что-то с этим сделать…

Чашка кофе на блюдце опустилась перед ней с легким стуком, черная жидкость исходила ароматным парком.

— Спасибо, Виктор, я…

Человек из Лондона, тот самый, которого она вспоминала только сегодня ночью, стоял перед ней.

Самолет, на котором я летел из Буэнос Айрес — кстати, какой то шутник назвал город Хорошим воздухом, на деле же воняло премерзко — был старым Дуглас ДС-6, четырехмоторным, компании Эйр Сальвадор — на Пан Ам билетов не было. Как эта развалюха не развалилась в воздухе — удивляюсь сам, самолету было не меньше сорока лет. Но такие здесь были не редкостью, на перевозках внутри стран вообще работали ДС-3 с современными двигателями, и это при том, что ДС-3 был разработан в 1938, если мне не изменяет память году…

Аэропорт был чистеньким, недавно отстроенным, намного большим по размерам, чем я ожидал — почти трансконтинентальный узел, заполненный лишь наполовину, если не меньше. Самолеты — по крайней мере, те, которые я видел на летном поле — были либо Эль-Сальвадор, самым новым из которых был Боинг-717, либо Пан Ам, крупнейшей авиакомпании мира, либо Люфтганзы — привычные германские Юнкерсы. Уже одно это говорило о раскладе в этой части света — Священная Римская Империя Германской нации смотрела за океан. Рано или поздно, это должно было закончиться недобрым.

В аэропорту я взял такси, назвал Шератон — знаменитый отель, прогремевший по всех мировых новостях в свое время и полностью отреставрированный после событий восемьдесят девятого года. Говорят — там одну стену специально сохранили, как достопримечательность для туристов. Североамериканцы стали умнее — резидентура СРС больше в отелях не квартировала, сейчас они занимали новое, отдельно стоящее здание рядом с казармами специальной полиции.

Этот город был еще больше похож на Белфаст, но в чем-то было даже страшнее. Не было следов взрывов — здесь почему-то взрывы не приживались — зато то тут то там на стенах следы от пуль, где наспех замазанные, где и вовсе все брошено как есть. В одном месте я увидел пробитую пулями витрину магазина — она была обклеена специальной пленкой и пули не разбили ее, а только проделали несколько отверстий. Следы от пуль были и на машинах в потоке.