Артем Рыбаков - Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера

Дымов же стал Лександром Пройтой, восемнадцатого года рождения, и тоже – сотрудником вспомогательной полиции.

– Так. Леша, повязку пока не доставай, и… – я на секунду задумался, оглядывая комнату, – как документы спрячешь, ходики со стены сними, – и я показал на настенные часы с боем.

– Ээ… – Дымов на некоторое время потерял дар речи.

– Ну, должно же быть какое-то оправдание, почему мы оказались так далеко от родных мест. Так хоть сразу в расход не пустят… А там выкрутимся. Ну, чего застыл?! – прикрикнул я на него.

– Есть! – Алексей, похоже, пришел в себя.

– И говор свой интеллигентный изврати как-нибудь, я тебя прошу, – добавил я.

…Когда мы вышли из дома, нагруженные двумя мешками с небогатым скарбом, нас уже поджидали. Стоило мне сделать несколько шагов, как из-за забора раздалась команда:

– Halt! Hände hoch! [28]

Я послушно выронил мешок и потянул руки вверх. Скосив глаза, я увидел двух солдат, держащих нас на прицеле.

– Nicht schießen… – как можно жалостливее попросил я. – Wir sind von der Hilfspolizei! [29]– добавил я, безбожно коверкая немецкие слова.

Вдалеке послышался шум мотора. «А вот и начальство гадское приехало!» – подумал я и покосился на Дымова.

– Kopf nicht umdrehen! [30]– раздалось из-за забора, и мне пришлось замереть.

Наконец в клубах пыли показалась открытая легковая машина военного образца, а за ней – грузовик, все тот же вездесущий «Блиц». «Недоджип» остановился, и с переднего места выбрался немец. «Ого, вот это горилла!» – в этом эсэсовце было под два метра росту и сильно больше центнера – весу.

Вылезший вслед за ним офицер казался подростком, хотя на все сто соответствовал «арийскому стандарту» – атлетичный блондин, выше меня сантиметров на пять-семь. Оба были одеты в камуфлированные мелкими пятнышками парки. В открытом вороте офицера я увидел петлицу с тремя «куби-ками». «Унтер-штурмфюрер – по-армейски лейтенант», – вспомнил я.

Однако первыми в ворота вошли два выбравшихся из грузовика автоматчика и немедленно взяли нас с Зельцем на прицел, причем встали ребятишки весьма грамотно – так, чтобы фрицы за забором не попали на директрису.

– Wer seid ihr? [31]– лениво спросил «зазаборных» старший эсэсовец, остановившись метрах в трех от нас.

– Sie behaupten, dass sie von der Hilfspolizei sind [32], – ответил тот, что скомандовал мне поднять руки.

– Es ist interessant, – протянул офицер и сделал жест какому-то гражданскому, стоявшему у него за спиной. – Habt ihr die Papiere?

– Документы у вас есть? Кто вы? Шпионы? Комиссары? – голос переводчика был резким и неприятным.

– Да… то есть нет, господин начальник. – я постарался сыграть смятение. – Туточки они – в кармане, – и я пальцем показал на нагрудный карман пиджака.

Эсэсовец выслушал перевод, брезгливо скривился и скомандовал:

– Brunner, prüfe sie mal durch! [33]

Из-за его спины вышел еще один эсэсовец, с одним «кубиком» и полоской в петлице, одетый в обычную серую форму, и приблизился к нам с Дымовым. Первым делом он вытащил из моего кармана аусвайс и, сделав несколько шагов, отдал его офицеру. Затем он повторил ту же операцию с Зельцем. Я думал, что после предъявления документов немцы расслабятся, но автоматчики продолжали держать нас на прицеле, да и «зазаборные» – тоже. А с учетом того, что из грузовика вылезло никак не меньше десятка вражеских солдат – рыпаться пока было рановато.

Унтер-штурмфюрер развернул наши бумаги и стал придирчиво их рассматривать, затем что-то негромко спросил у переводчика:

– Как вы оказались в этом районе? – перевел он вопрос.

– Так это… – я изобразил смущение, – тут нам сказалы деревенек пустых много. Ну, мы и решылы вещичек каких-нито собрать… – и я кивнул на наши мешки.

Переводчик разразился длинной фразой по-немецки, я же прислушивался, стараясь уловить знакомые слова. «Так, «мarodeurs» – это и без перевода понятно.

По знаку офицера тот же самый немец, что забрал наши документы, подошел к моему мешку и, распустив завязки, стал копаться в нем. «Ну-ну, исследуй, много ты там найдешь», – подумал я, но виду не подал, продолжая стоять с дебильно-грустным выражением на лице.

Главный эсэсман снова что-то негромко сказал переводчику:

– Что вы делай так далеко от ваш город?

– Так, мы это… Нас на пожар… Да, приказ был – пожар тушить, – удачно вспомнил я про взорванный командиром склад горючего. – А потом нас это… Ну, тех, которые в лесу прячутся, послали ловить… Ну, мы с Лександром и надумали в деревню каку€ заглянуть… Еды там или вещичек посмотреть…

После того как эсэсовец выслушал перевод, он повернулся к громиле и что-то быстро ему сказал. Пара слов мне сильно не понравились – если мой слух меня не подвел, Deserteure – это «дезертир», а «Raubmцrder» – было похоже одновременно и на «robber» [34], и на «murder» [35].

Здоровенный немец осмотрел меня с ног до головы и что-то быстро ответил офицеру. Из всей фразы я разобрал только «rasiert» [36]и «wohlgenährten Schweinen» [37], да и то, понял я их потому, что первое слово я запомнил, когда я учил Тотена бриться «опаской», а прилагательное «откормленный» попалось мне в свое время в какой-то немецкой песне, и по непонятной причине так и засело в памяти. Дело начинало попахивать керосином, поэтому, собрав все свои языковые навыки в кулак, я сказал:

– Herr Untersturmführer, Ich habe eine wichtige In-formation! [38]– причем скорее всего благодаря группе «Рамштайн» вместо классического немецкого «ихь» я произнес южногерманское «ишь».

Оба офицера удивленно посмотрели на меня, а переводчик от неожиданности даже рот приоткрыл. «Наверное, с хорошим произношением сказал», – совершенно не к месту подумал я и продолжил:

– Information ist geheim und dringend! [39]

Громила и командир переглянулись, затем унтерштурмфюрер спросил:

– Wer sind Sie?

– Кто вы? – машинально перевел толмач.

– Diese Information ist nicht für alle [40].

Гориллоподобный немец пару секунд сверлил меня крайне неприятным взглядом, а затем, покосившись на унтера, что так и стоял с моим мешком в руках, скомандовал:

– Durchsucht ihn! [41]

Я послушно поднял руки еще выше. Немец тщательно обхлопал меня, затем достал из одного бокового кармана пиджака скомканную повязку полицая, а из другого – пачку понтовых «офицерских» сигарет «Memphis» и коробок немецких спичек. Показал находки главному. Тот махнул рукой, брось сюда, мол. Шарфюрер завернул курительные принадлежности в повязку и кинул своему командиру. Поймав сверток, унтер-штурмфюрер внимательно осмотрел и повязку, и ее содержимое, затем достал из пачки одну сигарету, понюхал ее, после чего передал мои вещи «горилле». Шарфюрер тем временем обыскал Дымова, правда, у того сигарет в карманах не было, а была тоненькая пачка советских денег, перочинный ножик и маленькая иконка, которую по моей просьбе Леха сунул в карман еще в доме, сняв с полочки в «красном» углу. Дымовское барахло унтер не бросил, а просто отнес начальству.