Андрей Максимушкин - Гроза над Польшей

Сборщиков налогов нигде не любят, но только в генерал-губернаторстве их регулярно отстреливают. Даже вооруженная охрана не всегда помогает. Причем ходят слухи, что руку к исчезновению нескольких особо щепетильных чиновников приложили не только поляки, но и немецкие переселенцы. У немцев тоже не любят платить налоги.

Вот и деревенька, одна улица с не просыхающими даже в жару лужами, похрюкивающими под старыми сливами свиньями и роющимися в пыли курами, с полдюжины жилых домов, да еще столько же заброшенных развалюх. За огородами торчат облезлые скелеты разбомбленных тракторов и машин.

Селение брали с ходу. Одна машина остановилась у въезда в деревню и развернулась, перегородив дорогу. Второй «блитц» с установленным в кузове пулеметом занял позицию в центре селения напротив костела с покосившейся колокольней. Третий грузовик на полной скорости, отчаянно сигналя и разгоняя кур, гусей и поросят, проскочил всю деревню и развернулся за последним домом.

Высыпавшиеся из кузова солдаты бросились устанавливать оцепление. Одна тройка направо, занять позицию на холмике за огородами, вторая тройка налево – перекрыть возможные пути отхода. Остальные, не мешкая, побежали прочесывать заброшенные дома и сараи. Так получилось, что все заброшенные полуразвалившиеся халупы стояли в конце улицы. Дорога за последним домом упиралась в полусгнившую, поросшую травой и мхом кучу бревен. Иного слова и не подберешь. Ехал трактор, тянул тележку, да на въезде в деревню и опрокинулся. С тех пор все так и лежит. Даже обломки тракторной тележки не тронуты, сама сгнила.

В относительном порядке поддерживается только въезд в поселок, там и дома побогаче, с целыми крышами и ровными заборами, из-за одного даже выглядывает кабина грузовика. Таких домов со следами недавнего ремонта, с побеленными известью печными трубами и крашеными оконными рамами целых три. Местные богатеи, по меркам этой деревеньки, даже подъездные дорожки перед фасадами отсыпаны камнем.

Еще четыре двора ближе к костелу явно давно не ремонтировались. Или у хозяев руки не доходят заборы подправить, кровли перекрыть заново толем, либо у них просто нет лишнего пфеннига, и времени на себя тоже нет.

Костел в деревне небольшой, но красивый, и тоже требует приложить хоть немного труда крепких крестьянских рук. Даже уставший как негр на плантации и злой как черт Рудольф Киршбаум почувствовал жалость к приходу местного ксендза. Это что ж за люди, коли даже храм божий забросили? Священник-то должен о храме заботиться, не все только о душе, телесная оболочка тоже требует внимания и заботы.

– Быстрее! Руди, дом слева! Ганс, твой справа! – голос унтер-фельдфебеля Тохольте не дает расслабиться.

Две тройки бойцов согласованно проверяют заброшенные развалюхи. Резерв во главе с отделенным командиром крадется по улице вдоль покосившихся, готовых развалиться от первого же прикосновения заборов.

Рудольф выбивает прикладом калитку и отступает в сторону. Первым во двор врывается Иоганн Миде. По ушам бьет резкая автоматная очередь. Следом слышится тихий жалобный скулеж.

– Порядок! – бодро кричит Иоганн. – Собаку пристрелил.

После этих слов звучат еще два коротких выстрела. Визг стихает. У Миде сердце доброе, он терпеть не может, когда живое существо мучается. Во двор вбегают Рудольф и Отто. В дом первым врывается Киршбаум, Миде подстраховывает у двери и заходит следом за ефрейтором. Отто Форст проверяет двор, пару сараев и поглядывает на пустые глазницы окон хаты. Вообще-то старший солдат должен был работать с напарником, но приходится действовать в одиночку, в крайнем случае, его прикроют Киршбаум и Миде.

В доме пусто. Пол прогнил и местами провалился, солдаты ступают осторожно, стараясь наступать на лаги. В комнатах гниль, тлен и разор, такое ощущение, что люди отсюда не уехали, забрав нажитое добро, а просто в один прекрасный день бросили все. Даже соседи не растащили имущество, так все и пропало. Пыли нет, выдуло сквозняком и прибило к полу сыростью. В воздухе стоит еле переносимый, наполненный горечью запах разложения, гнили и плесени.

Рудольф заходит в спальню. Два ужа стремительно ныряют под кровать. Затем один высовывает черную с желтыми пятнами голову и раздраженно шипит на солдата. Явно пресмыкающегося гада оторвали от важного и нужного дела. Недоволен бесцеремонным вмешательством в его личные покои.

Выбравшись на улицу, ефрейтор Киршбаум первым делом закурил.

– Везде пусто, – подбежал Отто Форст, – в коровнике крыша провалилась.

– Зато вишня спелая, – Иоганн махнул рукой в сторону разросшихся за домом, покрытых крупными темными ягодами деревьев. Судя по испачканным красным соком рукам и губам солдата, он уже успел снять пробу с урожая.

– Если будет время, наберем котелок, – соглашается Рудольф. – Солдаты, вперед!

Время не ждет. Отделенный командир в любой момент может обеспокоиться задержкой тройки.

На улице все спокойно. Ребята завершили осмотр заброшенных домов. Хорст Тохольте молча выслушивает краткий доклад Киршбаума и кивает в сторону взводного. Лейтенант стоит посреди улицы, заложив большие пальцы за пояс. Внимание ротного привлекает разыгравшаяся перед костелом сцена.

Католический ксендз орет на гауптмана Шеренберга. Тот стоит перед священником, пытается перебить, но ксендз просто так не сдается. Отдельные фразы Шеренберга тонут в льющемся на его голову потоке яркой, энергичной проповеди. Чистый немецкий язык, образные сравнения, с языка ксендза непринужденно соскакивают цитаты из Библии и сочные казарменные выражения. Четверо солдат с каменными лицами стоят рядом, парни явно не знают, что им делать дальше.

Ситуация пикантная. Гауптман не представляет, как выйти из положения с минимальными потерями для себя и без членовредительства для священника. Но тут на помощь Шеренбергу пришел случай. За околицей деревни звучат выстрелы. Карл и Ганс, до этого момента с нескрываемым интересом и огоньком в глазах наблюдавшие из кузова машины за эскападой ксендза, резво метнулись к «МГ-48». Пулемет ожил, выплескивая длинную очередь поверх заборов, между домами и сараями в сторону огородов.

Ефрейтор Киршбаум бросился к калитке, заскочил во двор, на ходу ставя переводчик штурмгевера на автоматический огонь. Попавшаяся ему навстречу полная женщина громко завизжала, выронила ведро и присела, зажимая уши руками. Из перевернутого ведра растеклась лужа помоев.

Метнувшегося было к ефрейтору мужика с вилами наперевес остановил Отто Форст. Старший солдат одним ударом приклада отправил поляка собирать зубы.

– Цепью! – хрипит за спиной Хорст Тохольте.

Отделенного тоже как ветром сорвало с места и бросило на звук выстрелов.