Анатолий Логинов - Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле

Я где-то читал, что в нашем мире немцы в Харькове документацию на производство тяжелых полковых минометов захватили. И вроде бы тоже в панике брошенную, вот только не помню, не встречал, чтобы кого-то за это наказали. Может быть, потому что за эвакуацию Харькова Хрущев отвечал как секретарь ЦК КП(б)У? Впрочем, он и здесь отвечал за это.

Ладно, это все «лирика». Пора бы уже и разведке появиться, канонаду уже долго слышно. Ага, вот и наши пылят. Немцев пока не видно, отлично. Значит, можем спокойно пропустить отступающих и подготовиться к предстоящему бою. Спускаюсь к «Рыжему», у которого уже остановился «броник». Ага, вот и тезка.

— Сергей Олегович, как там?

— Нормально! Мы немного фрицев потрепали, они там сейчас пустое место обрабатывают. Даже авиацию вызвали, хорошо, что мы лесом ускользнули.

— Потери как?

— Небольшие. Трое убитых, пятеро раненых, один броневик, два противотанковых ружья за все прошедшее время.

— Понятно. Ну, двигайтесь в квадрат двенадцать, думаю, через часок и здесь начнется.

— Да не-е, не через часок. Полтора-два как минимум. Не раньше.

— Хорошо бы, там, глядишь, и до ночи недалеко будет. Ну, пока.

— Пока! Иван, поехали!

Треща двигателем, БА-64 уезжает, а мы садимся подзаправиться. Война войной, а кушать хочется.

В ожидании подхода немцев проходит еще почти час, затем начинается стрельба на правом фланге. По телефону передают, что охранение отогнало разведку из двух броневиков и мотоциклистов. Затем над нами появляется «рама». Этот двухвостый двухмоторный самолет висит над нашей обороной почти полчаса, но появившиеся наши «ястребки» все же отгоняют его. Бой к этому моменту идет уже по всей линии охранения. «Осветив» наши передовые позиции, немцы вызывают авиацию, и над нами разгорается воздушный бой. Потом они пытаются обработать наши укрепления артиллерией, но расстреливают в первую очередь ложные. А потом начинается наша привычная работа — стреляем сначала по данным с передовых наблюдательных пунктов, потом прямой наводкой, маневрируем, меняем позиции и так до темноты. Едва начинает темнеть, свертываемся в колонну и отходим, оставляя за собой поле боя и разбитую технику — немецкую и, увы, свою.

«1 июля. Рассматривали вопрос о модернизации вооружения наших танков в связи с появлением у немцев новых тяжелых танков. Решено отработать вариант вооружения Т-34 новой мощной 76-мм или 85-мм пушкой. Для тяжелого танка KB, принят вариант „КВ-5“ с пушкой тов. Петрова».

В полусумраке кабинета с единственной горящей настольной лампой все происходящее казалось нереальным. Знакомые предметы, виденные тысячу раз и привычные, как обстановка в собственной квартире, ускользали от глаза, представляясь какими-то объемно-пустыми серыми тенями неизвестного происхождения.

«Устал», — подумал Мурашов и усилием воли постарался сосредоточиться на разговоре.

— …значит, сведения о мощнейшей взрывчатке оказались верными. Только выходили на изобретателя вы слишком долго, — хозяин кабинета кивнул, блеснув в свете лампы стеклышками пенсне.

— Виноват, товарищ… — начал и тут же осекся, остановленный жестом хозяина, Юрий.

— Канечно, выноват, — в речи наркома прорезался кавказский акцент, что сразу заставило Юрия насторожиться, — как не заметил, что тебе противодействуют? Почему сразу не обнаружил саботаж? Хорошо, Гоглидзе контролировал твою работу, он и заметил. Шени дада, когда думать начнешь? — Выругавшись, Лаврентий Павлович успокоился и добавил, рассматривая расстроенного Мурашова: — Ничего, впредь умнее будешь. Конечно, саботировали тебе, очень аккуратно, тонко и рассчитанно. Вот сейчас Гоглидзе как раз это дело и ведет. Так что придется тебе ему помочь, если понадобится, будем разбираться, — потом, взяв со стола стакан и отхлебнув глоток, нарком продолжил: — Но вернемся к «Припяти». Делом заинтересовался товарищ Павлов… — эти слова заставили Мурашова забыть об усталости, ведь «Павлов» — это нынешний псевдоним самого товарища Сталина!

— …да, заинтересовался. Пока он не принял определенного решения, но отметил, что это может быть долговременной игрой английской разведки. Но при этом он выдвигает «Припять-один» на высокий пост…

Лаврентий Павлович опять помолчал, держа паузу:

— Поэтому особенно интересно пересечение «Припяти» и Харьковского дела. Вы собрали все сведения?

— Так точно. Анализ имеющихся донесений от Особого отдела, а также агентов «Нино», «Бурлак», «Киевлянин», «Шнырь» показывает, что пойман был беглец абсолютно случайно, в ходе розысков диверсионно-разведывательной группы противника. Точно так же случайно в бригаду прибыл и личный состав армейского трибунала, осуществлявший объезд частей армии по плану члена военного совета армии. Поэтому я могу гарантировать непричастность «Припяти» к делу «Харьков».

— Это хорошо, что вы так уверены. Но я считаю, необходимо еще раз перепроверить все и снова доложить мне полученные результаты через… — нарком перевернул листы откидного календаря, — через четыре дня. Ясно? А сейчас доложите, как дела с заводом XXX.

— На завод прибыл представитель московской лаборатории. Как мне доложили, через два дня начнется снаряжение опытных образцов боеприпасов взрывчаткой, а еще через три дня — испытания боеприпаса в новом снаряжении.

— Неплохо, — удовлетворенно констатировал нарком. — Тем более что из войск хорошие отзывы о «Васильке» идут. Так что ваша забота, чтобы ничего нормальной работе завода не мешало. Все. Свободны.

Капитан ГБ Мурашов встал и, четко отдав честь, повернулся и вышел из кабинета. Проводив его, Лаврентий Павлович не стал снова садиться в кресло, а подошел к карте и некоторое время рассматривал ее, скользя взглядом по линии фронта. Потом он вернулся к столу и вызвал звонком секретаря.

Через несколько минут тот принес свежезаваренный чай, одновременно пропуская в кабинет начальника Управления Особых отделов, недавно по инициативе самого Сталина получившего собственное наименование — «Смерш», то есть «Смерть шпионам», генерал-майора ГБ Абакумова. Долго обсуждали текущие дела нарком внутренних дел и начальник управления Особых отделов Красной Армии. Но рабочий день, даже после ухода Абакумова, у наркома еще не закончился. Поужинав прямо в кабинете, он продолжил работу над документами. Долго горела лампа на столе в кабинете, расположенном в здании на площади Дзержинского, бывшей Лубянке.

Работал не только нарком, работало и большинство его подчиненных. Главное учреждение, занимавшееся безопасностью страны, стояло на ее страже.

«Из вечернего сообщения Совинформбюро от 2 июля 1942 г.