Андрей Ерпылев - Запределье. Осколок империи

Вот украденных денег жаль. Пусть там было всего каких-то рубль восемьдесят копеек, но они составляли солидную долю небогатого жалованья архивариуса. Полтинник предназначался на покупку съестного на обратном пути, и эту потерю можно было пережить — кое-какие запасы дома имелись, а вот на рубль у Алеши были иные планы. С ним он предполагал забежать в книжную лавку на Арбате. Что поделать — книги были главной слабостью молодого человека, и ради них он готов был отказывать себе в самом необходимом. Этот рубль сложился из тщательно откладываемых копеечек с новым советским гербом, похожим на распластанного краба, и нового теперь ждать не менее трех недель. А может, и больше, если учесть еще восемьдесят копеек, сгинувших без следа в руках неведомого вора.

Погруженный в свои мысли Алеша брел по улице, ничего не видя и не слыша, и вывел его из прострации только какой-то прохожий, который, обгоняя, сильно толкнул зазевавшегося юношу плечом и даже не обернулся. Обычный пролетарий в сером кургузом пиджачке с поднятым воротником, руки в карманах, кепка на голове…

— Извините… — чисто автоматически буркнул юноша ему вслед, естественно не дождавшись ответа.

Как назло, по дороге попалась книжная лавка, и в витрине…

Еланцев длинно вздохнул: эту книгу он искал давно, и тот самый пропавший рубль сейчас был бы как раз кстати. Он машинально сунул руку в пустой карман и не поверил себе — под пальцами шуршала какая-то бумажка. Не может такого быть! В только что пустом кармане?

Ошеломленный юноша вынул бумажку на свет Божий и был разочарован. Чудес на свете не бывает — это, конечно же, была не денежная купюра, а половинка вырванной из ученической тетради странички, сложенная вчетверо. Но откуда она там взялась? Будто сомнамбула, Еланцев медленно развернул листок и прочел две строчки, написанные летящим почерком: «Следуйте по улице и сверните под арку дома номер 15».

Кто мог написать эту записку? Алеша готов был поклясться, что еще пять минут назад в кармане ничего не было.

Он автоматически глянул вслед удаляющемуся невеже как раз, чтобы увидеть, как тот сворачивает в проходной двор. Неужели записку подложил этот прохожий?

Молодому человеку внезапно вспомнился ночной визит, и ему стало не по себе.

«Что делать? Бежать в ГПУ? Но кто мог меня видеть сейчас?..»

Он украдкой оглянулся и увидел, что улица позади пуста. Никто за ним не следил.

«Вздор! Выбросить бумажку, забыть и никогда больше о ней не вспоминать!..»

Он вынул из кармана записку, скомкал в кулаке, оглянулся, ища куда бросить, и не смог перебороть себя — кругом было полно окурков, битого стекла, обрывков газет, но мусорить на улице Алеша был не приучен.

«Кину в арке!»

Поравнявшись с зевом проходного двора, он машинально бросил взгляд вверх и увидел жестяную табличку с номером «15» и потускневшей под слоем многолетней грязи, некогда золотой надписью вокруг «Застраховано в обществе Братьев Лемонье и K°». В полумраке арки смутно различалась чья-то фигура. Незнакомец ждал.

Алексей сглотнул некстати наполнившую рот слюну и медленно, будто кролик в пасть удава, тронулся к поджидавшему его человеку…

— А вы очень похожи на своего отца, Алексей Владимирович, — не представляясь, сообщил мужчина Алексею, когда тот остановился перед ним.

Несомненно, это был тот самый тип с портрета, который чекист «подарил» Еланцеву. Уж кто-кто, а юный архивариус никогда не жаловался на свою зрительную память, тем более что это лицо он имел возможность изучить вдоль и поперек.

Незнакомец был худощав, невысок — Алеша великаном себя не считал, но тот с трудом доставал макушкой до его подбородка — хотя впечатление слабосильного не производил. Вообще он показался молодому человеку похожим на сжатую пружину, готовую стремительно распрямиться. Распрямиться — и горе тому, кто окажется у нее на пути. Алексею почему-то на пути у него становиться не хотелось.

— Вы знали моего отца? — спросил он, внутренне коря себя за глупый вопрос, но иного придумать просто не мог — в голове царила странная пустота.

— Отчасти, — улыбнулся мужчина. — И сейчас знаю. Он передавал вам привет.

Еланцев-младший смешался. Несомненно, визитер прибыл ОТТУДА. Из той далекой «заграницы», где Алеше побывать так и не удалось и где, если верить советским газетам, «окопалось контрреволюционное отребье». Его долг, как советского гражданина, велел срочно бежать в ГПУ, чтобы помочь схватить и предать революционному суду этого врага «трудового народа». Но вот причислить себя к «трудовому народу» молодой человек не мог. Не мог никак. Образ отца уже начал размываться в его памяти, но встать на сторону его противников юноша не смог бы никогда. Занимать нейтралитет, сколько это было возможно, — да, но стать врагом — никогда.

— И где он сейчас? — задал Алеша наконец вопрос. — Во Франции?

— Почему вы так решили?

— Он же был белым офицером. Ротмистром, если не ошибаюсь.

— Полковником. Но почему был? Он и сейчас полковник.

— Даже так? Но особенного значения это не имеет. И он только просил передать привет?

— Нет, не только. Я готов переправить вас к нему. Вы ведь хотите его увидеть?

— Хочу, но… Я гражданин Советской России, господин… извините, не знаю, как вас по имени-отчеству…

— Это неважно.

— Я… Я не могу. Дело, которому служил мой отец, обречено, и я не хочу… Одним словом, я не хочу ничего менять в своей жизни.

— Вы готовы всю оставшуюся жизнь служить в архиве? Большевикам?

— Почему? Я намерен закончить университет…

— Бесплодные мечты, мой друг. Клеймо «бывшего» будет довлеть над вами до самой старости. Если большевики не решат окончательно очистить от подобных вам и мне Россию задолго до того, как вы достигнете преклонного возраста.

— Это вражеская пропаганда. Большевики готовы возвратить многое из старого. Тот же НЭП, попытки наладить отношения с Европой…

— Это лишь временное отступление. Все очень скоро изменится. И изменится к худшему.

— Я вам не верю.

— Хорошо, — легко согласился незнакомец. — Я готов дать вам время обдумать мое предложение. Допустим — неделю. Вам это подходит?

— Вряд ли я передумаю.

— Как знать. Меня не ищите — я сам вас найду. И не говорите никому о том, что мы виделись. Пользы от этого не будет. Ни вам, ни мне…

Алексей повернулся и пошел к выходу, но мужчина снова его окликнул:

— Постойте. Может быть, с этим вам будет легче думать?

Он протягивал юноше чуть помятый, хитро свернутый листок бумаги.

— Почитайте на досуге.

Подчиняясь гипнозу его голоса, Алеша развернул листок и прочел:

«Алеша! Дорогой мой сынок…»

— Что же вы сразу… — поднял от письма взгляд молодой человек, но в арке уже никого, кроме него, не было.