Андрей Максимушкин - Советская Британия

— Ты говоришь: мы здесь, в Лондоне, спокойно пьем пиво, гуляем по улицам. И ты этому не веришь?

— Нет, Чарли, ты тоже не понимаешь. Моя родина порабощена. Я безродный иммигрант. Беженец. Мои родные… — Роберт тряхнул головой, скривился, потянулся за сигаретой, бросил пачку на стол и издал саркастический смешок. — Родители пропали без вести. Сестра погибла в Ковентри. Не добежала до бомбоубежища. Жены у меня нет. Дети. Дети если и есть, то я их и в глаза не видел. А вот оба дяди и прочая родня пережили оккупацию и депортированы в Израиль. Живут, работают, внуков воспитывают где-то в Тель-Авиве. Понимаешь, я — англичанин — подохну под забором, как безродный пес, и некому будет за могилой ухаживать, а моя родня уже не англичане, они стали настоящими евреями. И они считают меня недочеловеком, паршивым гоем! Понимаешь?!

— Послушай, но ведь ты тоже еврей.

— Я англичанин! — с нажимом произнес Шойман. Глаза подполковника метали молнии.

— Это проклятый Гитлер, это американские сволочи пытались сделать меня евреем. Уроды! А я был и остался англичанином.

— Тише, — Чарльз положил ладонь на руку товарища, — на нас обращают внимание. Соблюдай приличия.

— Приличия, — скривился Шойман. — Я всю жизнь мечтал вернуться домой.

Глядя на друга, Чарльз чувствовал, что Роберт прав. Человек любил свою страну, любил свою родину, свою старую добрую Англию. Вспомнилось, какими глазами Шойман глядел на неряшливые руины Лондона, на пустые глазницы заброшенных домов, широкие и малолюдные улицы. Странно, о себе Чарльз не мог сказать, что он действительно англичанин. Он раньше был англичанином, потом стал американцем. А сейчас? Стоун не знал, кто он сейчас: не англичанин, не американец, не исландец, а не пойми кто. Только в душе пустота и невнятная грусть, как будто что-то потерял, а что, сам не знает.

В гостиницу друзья вернулись поздним вечером. Встретивший их в коридоре мистер Тулард как бы невзначай приблизил свой нос к гулякам, но ничего предосудительного не учуял, и взгляд офицеров трезвый. Пара кружек пива выветриваются быстро. Чарльз Стоун был готов хоть сейчас сесть за штурвал истребителя, любой, самый строгий врач не нашел бы никаких препятствий для вылета.

Утром началась работа. Под видом экскурсии по окрестностям английской столицы и любования пейзажами американцы плодотворно пообщались с генералом Каннингхемом. Если вчера на официальной церемонии сэр Алан выглядел ряженым манекеном из потешного полка, то сегодня он произвел впечатление энергичного деятельного боевого командира. За время немецкой оккупации и последующего межвременья командующий британскими силами самообороны время зря не терял. Под эгидой полицейских сил самообороны он создал маленькую, но прекрасно подготовленную и прилично вооруженную армию.

Пока автобус с гостями колесил по пригородам Лондона, генерал-лейтенант Томас Шепард просветил своих людей по поводу личности генерала Каннингхема. Последний рыцарь империи, защищавший Египет и Сомали. Британия уже пала, над развалинами Лондона развевался немецкий флаг, остатки армии бежали в Шотландию или массово сдавались в плен, флот ушел в Канаду, а британские войска в Египте еще дрались. Каннингхем умудрился не только подготовить оборону, но и, не имея никаких резервов, разгромить итальянцев в Сомали, удерживать Тобрук и бомбить советские нефтяные поля в Месопотамии.

Только летом 41-го немецко-итальянские войска Эриха Манштейна смогли сломить сопротивление последних защитников империи, выйти к Нилу, взять Александрию и перерезать Суэцкий канал. Да и то, благодаря рейду советских мехбригад в Сирию и Палестину. Подписав почетную капитуляцию и оговорив условия вывоза своих людей в Америку, Каннингхем уехал в Оттаву. Там он и был произведен в рыцари. Последний герой, последний защитник, последний рыцарь британской короны. А через два года сэр Алан вернулся в Британию и возглавил силы самообороны. Говорят, генерал сказал «да» только после того, как Освальд Мосли принял все его условия. Достойно. С точки зрения Чарльза Стоуна, этот человек сделал для своей страны больше, чем все сегодняшние крикуны и «борцы за независимость». Легко бороться за то, что и так падает с неба. Куда труднее шаг за шагом, дюйм за дюймом вырывать свободу из рук оккупантов.

Неудивительно, что полковник Стоун постарался завязать разговор со знаменитым британцем. Ему было любопытно, как сэр Каннингхем не побоялся вернуться в оккупированную врагом Британию? Разве мог только что произведенный в рыцари герой войны перейти на сторону коллаборационистов?

— Я люблю свою страну, — хмыкнул сэр Алан в ответ на расспросы американца.

На этом вопросы закончились. Дальнейший разговор не клеился. Командующий силами самообороны предпочитал отвечать односложно, казалось, его больше интересовали унылые пейзажи за окнами автобуса. Постепенно до Чарльза дошло, что с ним просто не хотят разговаривать.

Так получилось, что группа обедала в Хорнчерче. За прошедшую четверть века городок совсем не изменился. Все было точно таким же, как когда здесь располагалось командование Сектором D ПВО Лондона. На миг Чарльзу показалось, что он перенесся назад, в сороковой год. Сейчас над головой промчится звено «Спитфайров», машины качнут на прощанье крыльями и уйдут на восток перехватывать немецкие бомбардировщики. Из-за угла улочки выйдут боевые товарищи из 11-й авиагруппы. Мимо застывшего на месте Чарльза Стоуна прокатит дребезжащий, воющий разрегулированным мотором, видавший виды грузовик аэродромного обеспечения. Из кузова посыплются молодые, жизнерадостные, растрепанные, с не отмытыми от масел лицами механики и рванут наперегонки к «Старому Тому», неплохому кабачку, полюбившемуся рядовому и сержантскому составу авиагруппы.

Только видение. Парней из нашей авиагруппы нет. Их давно нет. Большинство сгорело в пылающем небе Англии сорокового года, а выживших жизнь разбросала по всей земле. Люди погибли, мир изменился, а Хорнчерч остался прежним. Только центральная улица заросла асфальтом, исчезли старые платаны в скверике на окраине, а «Старый Том» превратился в неплохой ресторан. Аэродром зарос травой, в здании командования сектора сейчас обитают какие-то деловые люди, над входом целый ряд вывесок с названиями фирм. И здания гостиницы летчиков не видно, похоже, сгорело или развалилось от старости. Дом и в те годы напрашивался на слом.

Все прошло. Все осталось в прошлом. Прежние годы не вернуть, мир не переделать, допущенные в прошлом ошибки не исправить. Да и нечего исправлять. В грозном 40-м году лейтенант Чарльз Стоун сделал все, что смог, и даже немного больше. Ему нечего стыдиться за себя и бойцов 11-й авиагруппы. Если кто и сделал ошибку, то не рядовые летчики и механики, не зенитчики, не бойцы с наблюдательных и радиопеленгаторных постов, и даже не истребительное командование или штаб обороны Острова.