Фидель Кастро История меня оправдает

Знаменитая статейка, зачитанная господином прокурором, не заслуживает и минутного ответа. Я ограничусь пока лишь короткою юридической схваткой с прокурором, ибо хочу расчистить от мелочей поле боя для того момента, когда наступит час для решающей битвы против всякой лжи, фальши, лицемерия, условности и безграничной моральной трусости, на которых основывается вся та грубая комедия, которая с 10 марта – и даже еще ранее чем с 10 марта – называется правосудием на Кубе.

Элементарный принцип уголовного права требует, чтобы вменяемое в вину действие точно соответствовало виду преступления, наказуемого законом. Если же нет закона в точности применимого к спорному вопросу, нет и преступления.

Статья, о которой идет речь, гласит: «Подлежит лишению свободы на срок от 3 до 10 лет тот, кто попытается осуществить заговор, чтобы поднять вооруженное восстание против конституционных властей государства. Подлежит лишению свободы на срок от 5 до 20 лет, если такое восстание было осуществлено».

В какой стране живет господин прокурор? Кто ему сказал, что мы организовали восстание против конституционных властей государства? Два момента бросаются в глаза. Во-первых, диктатура, которая угнетает страну, не является конституционной властью, наоборот, это антиконституционная власть; она установлена вопреки конституции, помимо конституции и в нарушение законной конституции республики. Законной конституцией является та конституция, которая непосредственно исходит от суверенного народа. Эту истину я докажу далее полностью вопреки всей лжи, нагроможденной трусами и предателями, дабы оправдать то, что не имеет оправдания. Во-вторых, в статье говорится о властях, то есть говорится о властях во множественном числе, а не в единственном, ибо имеется в виду такая республика, где существуют законодательная власть и судебная власть, взаимодополняющие и уравновешивающие друг друга. Мы подняли восстание против одной только власти, незаконной власти, которая узурпировала и объединила законодательную и исполнительную власть в стране, уничтожив ту систему, которая была призвана защищать та статья кодекса, которую мы сейчас рассматриваем. Что же касается независимости судебной власти после 10 марта, то я об этом не хочу и говорить, потому что мне не до шуток... Как бы ни старались приспособить к данному случаю кодекс, даже ни одна запятая статьи 148 не может быть применима к событиям 26 июля. Оставим эту статью в покое до того времени, когда ее можно будет использовать в отношении тех, кто действительно поднял в свое время восстание против конституционных властей государства. Позже я вернусь к кодексу, чтобы освежить в памяти господина пркурора некоторые обстоятельства, которые, к сожалению, были им забыты.

Предупреждаю вас, что я только начал говорить. Если в ваших сердцах осталась хоть крупица любви к родине, любви к человечеству, к справедливости, выслушайте меня со вниманием. Я знаю, что меня заставят молчать в течение многих лет; я знаю, что всеми возможными способами будут пытаться скрыть правду; я знаю, что против меня будет организован заговор забвения. Но мой голос не смолкнет из-за этого; он набирает в моей груди тем большую силу, чем более одиноким я себя чувствую, и я хочу, чтобы он был полон того пыла, в котором ему отказывают трусливые души.

Я слушал диктатора по радио в понедельник, 27 июля, в хижине в горах, когда нас оставалось восемнадцать человек с оружием в руках. Тот, кто не пережил подобных минут, не поймет, что такое подлинные горечь и негодование. В то время как были развеяны наши надежды на освобождение нашего народа, которые мы так долго лелеяли, нам приходилось слушать, как бахвалился деспот, ставший еще более подлым и высокомерным, чем когда-либо прежде. Поток лжи и клеветы, который он изверг в присущей ему грубой, всем ненавистной, отвратительной манере говорить, можно сопоставить лишь с огромным потоком чистой и молодой крови, которую проливала с предыдущей ночи с его согласия, при его соучастии и одобрении наиболее бездушная банда убийц, каких трудно себе даже представить. Если бы хоть на минуту принять на веру то, о чем он говорил, этого оказалось бы вполне достаточно, чтобы честный человек всю жизнь чувствовал раскаяние и стыд от такой ошибки. В те минуты у меня не было и надежды поставить печать правды на жалкий лоб диктатора, дабы он носил ее до конца дней своих и всех времен, ибо вокруг нас сужалось кольцо из более чем тысячи человек, вооруженных более дальнобойным и мощным оружием и выполнявших приказ возвратиться лишь с нашими трупами. Сейчас, когда правда становится известной и когда я заканчиваю этой речью выполнение миссии, которую я возложил на себя и выполнил до конца, я могу умереть спокойным и счастливым, поэтому я не пожалею сил, чтобы заклеймить позором взбесившихся убийц.

Необходимо кратко остановиться на фактах. Правительство заявило, что нападение было проведено так организовано и точно, что это свидетельствует об участии военных специалистов в разработке плана. Более абсурдного утверждения нельзя и придумать! План был разработан группой юношей, из которых никто не имел военного опыта. И я могу назвать их имена, за исключением двух, которых нет ни среди пленных, ни среди убитых: Абель Сантамария, Хосе Луис Тасенде, Ренато Гитарт Росель, Педро Мирет, Хесус Монтане и тот, кто сейчас перед вами выступает. Половина из них погибла; отдавая должную дань уважения их памяти, я заявляю, что они не были военными специалистами; однако они были достаточно хорошими патриотами для того, чтобы при равных условиях разбить наголову всех генералов, участвовавших в событиях 10 марта, ибо те не являются ни военными, ни патриотами. Гораздо труднее было организовать, подготовить, подобрать людей и оружие в условиях террористического режима, который затрачивает миллионы песо на шпионаж, подкуп и доносы. Но упомянутые мною юноши вместе с многими другими людьми осуществили эти задачи с невероятной серьезностью и верностью делу. И тем более всегда достойна похвалы готовность пожертвовать всем, даже жизнью, во имя идеала.

Сосредоточение людей, которые прибыли в эту провинцию из самых отдаленных селений острова, было осуществлено на завершающем этапе с исключительной точностью и в обстановке абсолютной тайны. Верно также, что нападение было блестяще скоординировано. Оно началось одновременно в 5 час. 15 мин. утра как в Баямо, так и в Сантьяго-де-Куба. И с предусмотренной заранее точностью до минут и секунд захватывались одно за другим здания, окружавшие казармы. Однако во имя полной истины, хотя от этого и померкнут наши заслуги, я впервые обнародую другой факт, который оказался для нас роковым: половина наших основных и лучше вооруженных сил в результате печальной ошибки заблудилась на подходах к городу и не оказалась рядом с нами в решающий момент. Абель Сантамария с группой в двадцать один человек захватил гражданский госпиталь. К нему присоединились для ухода за ранеными врач и две девушки – наши товарищи. Рауль Кастро с десятью товарищами занял Дворец правосудия. На мою долю с остальными девяноста пятью товарищами выпал штурм казармы. Я подошел с первой группой в сорок человек, впереди нас двигался передовой отряд из восьми человек, снявший третий пост. Именно здесь начался бой, когда мой автомобиль наткнулся на патруль внешней охраны, вооруженный пулеметами. Резервная группа, почти все бойцы которой располагали винтовками – легкое оружие находилось в авангарде, - двинулась не по той улице, по какой надо было следовать, и окончательно заблудилась в незнакомом городе. Должен заявить, что я в никакой степени не сомневаюсь в храбрости этих людей, которые, потеряв направление, страдали от горечи и отчаяния. В результате сложившейся во время боя обстановки, из-за одинакового цвета формы обеих сражавшихся сторон, нелегко было восстановить контакт с этой группой. Многие из них, задержанные позднее, встретили смерть как подлинные герои.