Шумилин Ильич - Ванька-ротный

Я вспомнил, как в районе Селижарово на нашу оборону вышла группа сол дат. Возможно, эти тоже из окружения? – подумал я, и велел принести железный рупор, который мы накануне сделали из жести. Дежурный по караулу пошел кричать в железную трубу, чтобы попавшие на минное поле не двигались и оставались на месте, пока не рассветет. По сигналу боевой тревоги боевой расчет остался сидеть на своих местах. Я встал к перископу, наводчик сидел на турели, заряжающие со снаря дами в руках стояли чуть сзади наготове. – Останетесь на месте! – приказал я и велел командиру орудия открыть поворотные винтовые запоры на задней броневой двери. Я вышел наверх, на поверхность земли и закурил. Я решил посмотреть на минное поле. С огнем папироски на виду маячить нельзя, (на открытом пространстве) могут с большого расстояния засечь, где расположен ДОТ. Я помнил об этом твердо, потому что я сам установил такой порядок. Я присел у двери за бруствер и стал прислушиваться к ночной тишине. Внутри курить тоже нельзя, я тоже запретил. Небольшой внутренний объем хоть и имел два вентилятора, один был с электро-, а другой с механическим ручным приводом, но приказ есть приказ и порядок навсегда уста новлен. Мне его нарушать тоже нельзя. Докурив папироску и затоптав окурок ногой, я поднялся на насыпь ДОТа и стал смотреть на неясные очертания минного поля. Ко мне наверх поднялся старшина и я велел послать к ночному дозору связного, узнать, как там дела (у попавших на минное поле). Старшина крикнул дневального и тот побежал вперед. – Лежат на месте, товарищ лейтенант. Как вы приказали, ждут рассвета. – А много их там? – Ребята из дозора говорят, человек восемь! – Ладно, иди! Подождем до утра! С рассветом два наших солдата отправились выручать попавших в беду (окруженцев). Через некоторое время их вывели в наше расположение. Это была группа солдат из разных разбитых частей, которые из укрепрайона под Ярцево. К счастью, никто из низ на минном поле не пострадал. А вопили и кричали они со страха, (и перепуга) как бабы. Мы знали, что отдельные, бегущие от немцев группы солдат, могут подорваться на наших минах и приняли соответствующие меры. По краю, вдоль всего участка минного поля мы натянули сигнальные Провода. От них на приличное расстояние в глубину минного поля мы отвели концы и подцепили их к взрывателям небольших фугасных мин. Когда днем или ночью человек касался этого провода и несколько натя гивал его, то взрыватель срабатывал и сигнальная мина взрывалась. Отведенная на безопасное расстояние мина предупреждала нас о появ лении на минном поле людей.

Это служило нам сигналом боевой тревоги. В группе солдат, перешедших через минное поле, был старший лейтенант, командир стрелковой роты. Он был ранен под Ярцево и в последние дни пристал к группе солдат. Старший лейтенант был ранен в руку, пулевое ранение успело затянуться. Рукав гимнастерки его был разорван, он поднял его, снял повязку и показал нам рану. Кто он? Наш или один из тех, кого готовили и засылали к нам немцы. Я подумал об этом, но сказать свое подозре ние вслух не посмел. Такими словами человека можно несправедливо обидеть и даже оскорбить, тем более, что он, будучи ране ным, проделал такой дальний путь, чтобы вернуться к своим. – Как ты думаешь, лейтенант – спросил он меня – с таким ранением я попаду снова в часть? Или меня отправят домой? – Не знаю, дорогой! Я не медик! – Скажи, а ты сам откуда? – Я из Владимира. Там у меня есть мать и сестра. После обстоятельного разговора, кто он, откуда и куда идет, почему оказался под Сычевкой, где пристал к группе солдат, я представил себе полную картину не только его мытарств на всём этом пути, но и всё то, что произошло и делалось сейчас под Вязьмой. Солдаты рассказали свое. Из всего сказанного было ясно, что немцы по укрепрайону нанесли такой мощный удар, что оттуда вырвались жалкие остатки в виде мелких разрозненных и неорганизованных групп. Разговор с окруженцами проходил около бани. Она стояла в глубине густого леса. Наших позиций оттуда не было видно. Группу солдат с минного поля вывели через расположение соседней стрел ковой роты. Мы очень строго охраняли отведенный нам (…)участок и к огневой точке не подпускали даже своих соседей солдат стрелков. Один перебеж чик – и наша дислокация могла быть раскрыта. Считай, что не ДОТ, а в землю зарыт сверхмощный тяжелый танк, только вот пушка была мала и при выстреле лаяла, как комнатная собачонка. Нам бы сюда миллиметров сто двадцать диаметр ствола, что каждый выстрел был, как гром среди ясного неба! Мы показали бы немцам, где Кузькина мать ночует! Я принял старшего лейтенанта и солдат как собратьев. Накормил Их, в дорогу дал продуктов, показал им дорогу и предупредил строго, если они с указанной дороги свернут, то их задержат и передадут в контрразведку. Задерживать и сопровождать отступающих и выходящих из окруже ния у нас не было указаний. Когда их кормили, я отошел и позвонил командиру роты. Он мне ответил, что пусть идут на сборный пункт, прямо на Ржев. Все знали, что

Из под Ярцево бегут группы солдат из разбитых частей и мы Их должны переводить через минное поле. Они направлялись на Ржев, там был сборный пункт, там их собирали, распределяли и направ ляли по частям. Так жили мы, днем всматриваясь в цветистую желтизну и зе лень леса, а ночами вслушивались в туманную даль низины, лежавшую впереди. 7 сентября сорок первого года, приказом как у нас говорят. три ноля пятьсот девятнадцать по войскам Московского военного округа мне было присвоено воинское звание лейтенант, а 22 сентя бря, пятнадцать дней спустя после отправки на фронт, я получил ранение в ногу. Дело было так: меня вызвал к себе командир роты за получе нием боеприпасов. (…) Был яркий и солнечный день. Мы шли со страшиной Сениным по лесной узкой дороге, было жарко даже в тени. Он вытирал потное лицо своей большой шершавой ладонью, снимал с головы пилотку и помахивал ей. – Ну и погодка! – басил он. Настоящее бабье лето! Какая будет зима? Мы подошли к деревне, где стояли наши ротные повозки, и в это время подъехали две груженые боеприпасами машины. Командир роты направил их к опушке леса. Они въехали в край леса и мы подошли, чтобы отобрать себе боеприпасы, и в это время откуда-то прилетел немецкий самолет. Откуда он взялся? Всё произошло так внезапно и быстро! Мы не успели отбежать от машины, он сбросил несколько фугасных бомб. Сбросил и улетел. На этом всё и закончилось. Машины и боеприпасы не пострадали, прилетев ший немец явно дал маху, а мне касательно попал в ногу осколок. Пробило сапог, задело сверху ступню, пошла кровь, а боли я никакой не почувствовал. Старшина помог мне снять с ноги сапог, рана была небольшая. Осколок рассек мне ногу сантиметра на два. /Подошва была цела/ Прибежал ротный санитар, смазал мне рану и наложил повязку. Мне даже в голову не пришло, что у моих солдат во взводе отсутствуют перевязочные пакеты. Я об этом вспомнил только потом. Старшина Сенин получил снаряды и я на ротной повозке уехал к себе. Некоторое время я хромал, ходил даже с костылем, который мне смастерили солдаты. Но вскоре рана перестала болеть, по-видимому, затянулась. Я всё пишу о себе и о себе, как будто не о чем больше рас сказывать. Есть, конечно, много, о чем следует написать.