Шумилин Ильич - Ванька-ротный

– Вы что лейтенант? Ногу подвихнули? – спросил меня, обернувшись назад, старшина.

– Нет, Сенин!

– В окне огонь мелькнул.

– Я ясно видел его вот в этой закрытой раме.

– Видишь старшина, в доме темно, окна закрыты, ни голосов, ни детского плача, никакого движения, ни шороха.

– Кто-то через щель смотрел изнутри, увидели нас, задули огонь, или задернули штору. Услышали наши шаги по мостовой и решили посмотреть, кто там идет: наши или немцы. Если в этом доме есть живые люди, нам нужно туда зайти и узнать, куда ведет эта дорога.

– Сейчас все сделаем, товарищ лейтенант! Старшина подозвал к себе четырех солдат и сказал им:

– Пойдете со мной! Нужно этот дом проверить! Я сделал три шага назад и стал внимательно смотреть на ставню. Я хотел разыскать ту самую щель, из которой блеснул огонек, но его больше не было видно. Старшина подошел к калитке, подергал за ручку, калитка была заперта. Ворота тоже были закрыты изнутри на засов. Старшина отцепил от пояса свой тесак, подсунул лезвие ножа под щеколду и потянул калитку на себя. Железная щеколда подалась вверх, нехитрый запор ******

– 14- Старшина показал солдатам на запертые ворота, велел им снять поперечный брус и раскрыть ворота пошире.

– Прошу, товарищ лейтенант, дорога открыта! Обернувшись к солдатам, которые остались стоять на мостовой, я показал им молча рукой на окна и добавил:

– Смотреть в оба и быть начеку! А сам вместе с четырьмя солдатами и старшиной вошёл во внутренний двор дома. Двор небольшой, кругом обнесен глухим высоким забором. Прямо сарай, справа забор, слева крыльцо в одну [с четвертью] ступеньку. Перед нами стена четырехстенного рубленого дома. Окон, выходящих во двор, дом не имеет. Старшина ступил ногой на крыльцо, потянул за ручку двери. Дверь была заперта изнутри на запор. Старшина размашисто и громко постучал кулаком по двери, но на стук никто не ответил. Нам в голову не пришло, что в доме могли засесть и притаиться ненцы. Мы действовали открыто, ничего не опасаясь, как у себя дома. Старшина повернулся к двери спиной и каблуком сапога ударил несколько раз со всей силой. И на этот раз, на грохот сапогом, никто не ответил. Старшина ударил еще несколько раз. Но внутри и вокруг по-прежнему было мертво и тихо.

– Возможно, я ошибся? – сказал я старшине. Но он, как борзая на гоне, ничего не хотел больше слышать. Поднести квадратный брус от ворот! – не отвечая мне, приказал он солдатам.

– Чего зря время терять! Раз сами не открывают, снесем дверь вместе с петлями и запорами! Они сейчас у нас попляшут! Солдаты подхватили на руках тяжелое бревно и подали его конец старшине. По команде старшины брус раскачали и ударили в дверь. Первый удар был неудачный. Петли и запоры остались на месте.

– Ну-ка, подали маленько сюда, в сторону!

– Ударим вот здесь!

– Ну, дружно взяли! Раз, два, раскачали… Приготовились!

– По моей команде… Пошел! Второй удар пришелся в расчетное место. Дверь под ударом хрякнула и с грохотом отворилась. Доски, щепки, гвозди, и сломанный запор – всё посыпалось на пол.

– Ну, вот и все! Полный порядок! – сказал старшина, подавая бревно назад на руки солдатам. Я стоял перед открытой дверью. Впереди был узкий и темный коридор. Дверь во внутреннюю часть дома была с левой стороны. Между дверью и притолокой видна была узкая цель света. Эта дверь была, кажется, не заперта. А может, хозяева дома предусмотрительно откинули внутренний крюк, полагая, что и эту дверь могут высадить вместе с запорами. Старшина легонько потянул её на себя. Дверь жалобно пискнула и немного открылась. Двое солдат по указанию старшины быстро встали **********

– 15- Старшина еще раз потянул за ручку двери, и она тоненьким голоском снова запела. Мы стояли в темном коридоре и смотрели в полуоткрытую дверь. Из темноты коридора, за порогом, была видна освещенная внутренняя часть дома. Мы никак не ожидали увидеть перед собой зажжение свечи и горящие лампады. Снаружи, со стороны улицы и со двора это был обыкновенный бревенчатый серый дом, больше похожий на деревенскую избу. А заглянув во внутрь, в освещенную мерцающим огнем покои, мы увидели что-то похожее на алтарь, на божий храм, на святую обитель. Посередине комнаты стоял длинный стол. На столе лежали расшитые полотенца, на них караваи хлеба, солонки с белой солью, и церковные просвирки. Не было только на столе церковного кагора, которым когда-то в эшелоне хотели угостить меня мои солдаты. Здесь на столе стояли начищенные до блеска тяжелые бронзовые подсвечники. Они были утыканы тонкими, как гвозди, восковыми свечами. Свечи горели ярким и желтым огнем. На ум сразу пришла когда-то знакомая песенка: "Помнишь ты ноченьку темную. В тройке мы мчались вдвоём, Лишь фонари, горят одинокие, тусклым и желтым огнем…” (Кстати, мотив песни «Синий платочек» был списан именно с этой). Пламя с нескольких свечей слетело, его сорвало воздухом, когда открылась дверь. Теперь они дымили и пускали неприятную вонь. Запах от них был как от сгоревших отбросов. Мы вошли в дом со свежего воздуха и теперь нам из комнаты в лицо ударил спертый [угар и] запах человеческих тел. Пахло потом, маслом горевших лампад и церковным ладаном. Низкая избенка, где рукой можно достать до потолка ******** это вам не купол и не своды церковного собора.

– Кругом война, а тут божья благодать! – сказал старшина переступая порог избушки. В первый момент мы были ошеломлены и даже опешили. Но, оглядевшись и придя быстро в себя, мы смело шагнули вперед, согнувшись под низкой притолокой двери. Повсюду на стенах и в красном углу висели иконы и на нас с них смотрели святые спокойные лики. Куда не отодвинься, ****** не отойди, взгляд святого повернут всё время к тебе, глаза сосредоточенно смотрят в твою сторону.

– Центральная перспектива – подумал я. Когда-то нам в кружке рисования рассказывали об этом. Перед каждой иконой горящая лампада. Отблеск её пламени тихо колеблется в прозрачном сосуде, наполненным маслом. Большая, красного стекла, в серебряной оправе, лампада горит перед большой иконой в углу. Она подвешена к потолку на трех ажурных, расходящихся вниз, медных цепях. У окон, вдоль передней стены, стояла широкая деревянная лавка. Около неё на полу в черных покрывалах молились монашенки. Лица их были скрыты черными накидками, но из-под них торчали носы, костлявые подбородки, и покрытые морщинами губы. Богомолки молча шевелили губами и раз от раза, как по команде, крестились и отбивали поклоны.

– 16- Они не повернули головы, когда мы вошли. Они не шевельнулись и не вздрогнули, когда мы переступили через порог их обители. Они не повели даже глазом, когда мы подошли вплотную к столу. Они еще с большим старанием, рвением и усердием стали креститься, желая пробить деревянный пол своими лбами. Так, во всяком случае, мне показалось.