Шумилин Ильич - Ванька-ротный

Я поднялся, надел шапку, запахнул полушубок, затянулся ремнем, вышел наружу и вместе с солдатом отправился в штаб к майору.

Начальник штаба поздоровался со мной и сказал: – Командир полка знает, что ты прибыл, он велел тебе передать, чтобы ты этой ночью дежурил на НП командира полка. Утром, когда рассветет, явишься ко мне сюда в блиндаж, я доложу ему, и он тебя примет.

– На кой черт мне эти приемы? С какой стати я всю ночь должен торчать на НП. Я ведь никакой-то там офицер по поручениям. Я не посыльной по штабу. Мне его приказ, как слону дробиной в задницу.

– Эти приемы и приемчики они привыкли делать в тылу. А здесь он разведчика захотел, как мальчишку, заставить вести себя с послушанием. От него ко мне может быть, только один приказ, заняться полковой разведкой и привести ее в надлежащий порядок. Он на фронте вторую неделю и решил боевого офицера на побегушки заткнуть.

– Знаешь, что капитан! Не кипятись! Не советую я тебе вставать тоже в позу. Он спрашивал о тебе. Я сказал, что ты опытный и боевой офицер. Не советую тебе с первого дня наживать себе недруга. Плюнь на все, отправляйся на НП и как следует, выспись. Там два телефониста сидят и один твой разведчик. Я бы не стал с ним спорить и лезть на рожон. Он может потом тебе отомстить. Каждый прибывший на фронт мнит себя полководцем. Потом оботрется, сбросит с себя важность, гениальность и всякую шелуху. Потерпи некоторое время. Может, еще будете друзьями.

– Ладно, майор! Спасибо тебе! Ты меня уговорил! Давайте связного, пойду на НП.

Связной, с которым я пришел к майору, повел меня на НП полка.

Текст главы набирал Аркадий Петрович@ga.ru

05.10.1983 (правка)

1 января 1944 года.

Связной солдат довел меня до самого места.

– Вот, товарищ гвардии капитан, наш полковой НП. Здесь каждую ночь дежурят трое. Два телефониста и один разведчик.

– Этот курятник ты называешь полковым НП?

– Да, товарищ гвардии капитан. Так приказано называть. Командир полка приказали.

– Интересно! Ничего не скажешь! – и я со всех сторон обошел невысокий снежный бугор, торчащий над поверхностью земли. Сложен он был из согнутых жердей и соломы. Вроде, как корзина на морозе , облитая водой. Деревенские ребятишки что-то подобное из старых лукошек делали. На таких ледянках, обмазанных навозом и облитых водой, они зимой катались с горок.

Местами из стен НП проглядывали прутья и куски соломы. Сверху снежный бугор оброс коркой льда и был присыпан слоем пушистого снега. Если встать в полный рост около него этой хибары , то потолок окажется на уровне поясного ремня. Ни окон, ни отдушин, ни железной трубы от печки, ни смотровых отверстий, как на обычных полковых НП, здесь не было.

Одна небольшая дыра у земли (узкая входная щель виднелась у самой земли) – это входное отверстие было с боковой стороны. Она была завешана куском старой обтрепанной материи. Через нее можно было забраться вовнутрь.

Снежные дома эскимосов выглядели гораздо солиднее и больше, если судить по картинкам из старых журналов и книг.

И эту собачью конуру называют полковым наблюдательным пунктом! До чего же зажирел и завшивел 52 гвардейский полк!

Внутри этой будки можно было от силы разместиться троим. Как сюда воткнуть четвертого? Это задача, как ребус с картинками.

Если сунуть вовнутрь еще одного, то двоим из четверых придется сидеть на корточках. Лечь и протянуть ноги будет негде.

Не думает ли командир полка, что всю ночь снаружи здесь будет часовой и пялить глаза на снежные просторы. Хотя, задумано было, вероятно, именно так.

Кому нужна была такая из прутиков и соломы соломенная мышеловка? Около нее ни окопа, ни ячейки в земле, где бы мог наблюдатель присесть на случай обстрела. Изнутри вообще ничего не видно. И стоит этот шалаш в открытом поле, на ветру, на самом ходу.

Рядом в нескольких метрах мимо него проходит (утоптанная) тропинка (на передовую). Параллельно тропе лежит телефонный провод в снегу. Этим проводом роты связаны со штабом полка телефонной связью. У нас другой связи на фронте не было.

Когда во время обстрела обрывается связь, вдоль телефонной линии бежит линейный. Ночью они бегают, а днем ползают на животе. Потому что вдоль тропы немцы ведут постоянные (и методичные) обстрелы. Телефонистам кажется, что днем их немцы видят. Уж очень часто совпадают появление человека на тропе и обстрел. Вот и сейчас несколько снарядов брызнули снегом в разные стороны. Каждому кажется, что именно его подловили немцы (на бегу). Некоторые даже в бога начинают верить. Это, мол, им бог перстом указал на меня. Возможно, что эта дыра была слеплена и когда-то служила перевалочным пунктом для линейных связистов. Каждый из связистов отвечал за свой определенный участок связи. А эта хибара спасала их от непогоды, снега и ветра. В этой берлоге они сидели и ждали обрыва. Она была расположена около тропы на полпути от передовой. От штаба полка передовая сейчас находилась километрах в двух. (Когда солдат повыбивало в ротах, батальонных выпихнули в траншею, а штаб полка занял соответственно их места. Всё как бы подвинулось вперед, хотя названия были старые. С прибытием в полк нового командира (полка) эту ночлежку связистов переименовали в НП и посадили туда одного разведчика.

– Командир полка здесь бывал? – спросил я своего провожатого солдата.

– Нет, товарищ гвардии капитан, командира взвода разведки раза два сюда направляли.

– Так-так! Командир полка не видел ее своими глазами. А скажи, на передовую, в окопы ты его водил?

– Нет! Ни я, никто другой его не водил.

Немцы обстреливали проходящую мимо тропу довольно точно и часто. Залпы нескольких батарей чередовались и не утихали ни днем, ни ночью. Славяне привыкли к обстрелам и не обращали на них особого внимания. Где бегом, где трусцой они преодолевали двухкилометровую снежную равнину. Прямое попадание могло быть. Но где убережешься от него? (Оно может и в тылу тебя накрыть). Снаряд и в окоп может залететь. Я вспомнил сорок первый. Тогда немцы были сильны. Они не стреляли так нервно и остервенело. Почему, собственно, немцы сейчас ведут такой бешеный и беспорядочный обстрел? Нет никаких признаков, что мы предпримем атаку или перейдем в наступление. Где-то у них слабовато? Чего-то боятся нынче рыжие фрицы? Посмотрел я еще раз на кибитку (на эту снежную нору). Пол у нее находится на уровне земли. Никакого заглубления (ни на штык лопаты, ни на вершок ниже снежной корки). Ударит рядом один, другой снаряд и осколки проткнут ее навылет через обе забитые соломой стенки. Но что интересно, ни одной царапины или дырки снаружи (на стенках) этой душегубки я не обнаружил. Командир полка по этой тропе ни разу не ходил. (за время пребывания в полку он ни разу не был на передовой в стрелковых ротах). Прибыл на фронт и не знает, что делается на передовой. Какой дурак пойдет добровольно (на смерть) под огонь? Сидит под землей в блиндаже в четыре наката. Иногда звонит на НП – проверяет несение службы. Дежурный телефонист, не высовываясь наружу, докладывает ему, что противник находится на своих позициях и ведет по нашему расположению, переднему краю методичные обстрелы. Почему командир полка не вызвал саперов и не оборудовал полноценный НП? Не думаю, что от постоянного грохота (и обстрелов) он разума лишился (боится нос высунут из блиндажа). Возможно, он занят важными делами и готовит нанести по немцам внезапный и сокрушительный удар, когда в стрелковых ротах полка останется практически по пятнадцать человек на километр фронта. Здесь, на полпути от передовой он держит заслон из трех солдат (чтобы незамеченными не просочились немцы). Он боится, что немцы могут ночью (захватить) подойти к его блиндажу.