Шумилин Ильич - Ванька-ротный

– 40 – Я шел по траншее, что обыкновенно делал перед рассветом. Нужно было пройти, посмотреть, переброситься [несколькими] словами с солдатами, и по первому взгляду, по их неторопливому говору определить, как дела в роте, все ли на месте и ничего не случилось. Ночью я проверял оба взвода раза два, ложился спать и вставал перед рассветом. Рассвет самое тревожное и [ответственное] неприятное время. Перед рассветом на войне делаются все самые пакостные дела. Траншея это извилистая, глубиной по пояс, а иногда и чуть глубже узкая канава. У траншеи в отличии от сточной канавы бока крутые и обрывистые и выброс земли с одной стороны. Траншея послевоенных времён, если где на неё наткнёшь [где-либо в лесу], совсем не похожа на ту, чем она была во время войны. Пехотная траншея скорей похожа на яму, которую роют под водопровод, бока наклонные и крутые [готовые любую минуту обвалиться]. Идешь по ней и цепляешь боками, скребешь мерзлую землю то одним, то другим плечом. Под ногами где ровно, где снегу по колено, за ночь наметет – через сугроб не пролезешь. [Глубокие следы остаются, когда утром первым идёшь.] Солдаты одного отделения скребут и чистят свой участок траншеи, от другом отделении %%% даже снег выкинуть лень. Пролез по глубокому снегу и думаю, может это ничейный участок траншеи. Вышел на очищенный от снега поворотов вижу солдат стоит на посту.

– Ну, как дела? – спрашиваю его,

– Немец не шуршит?

– Нет товарищ лейтенант, все тихо!

– Почему не расчистили за поворотом траншею? Неужель трудно снег убрать?

– Это участок соседнего отделения. Вот мой, где вы стоите чистый.

– У нас в деревне, товарищ лейтенант, сосед мой пьяница был, лодырь и бездельник. Тоже вот так к калитке не пролезешь.

– Вот посмотрите, рядом свою берлогу отрыл их Черешков. Печки внутри нет, ноги торчат наружу, идешь иногда, переступать приходится через них.

– Стыд и срамота! Я обратил внимание, что солдат, с которым я говорил, стоял на подстилке из лапника. Снег по бокам траншей был обметён, и проход от снега был очищен. Здесь на передовой были разные люди, они по разному о себе заботились, по разному в относились к службе. Здесь на передовой солдаты постигли все прелести и горести окопной жизни. Одни и здесь в окопах боролись за свою жизнь, а другие к ней были %%% безразличны.

– 41 – У меня сейчас будет смена. Зайдите к нам в каморку [домушку], товарищ лейтенант. Посмотрите как мы живем. Посидите, покурите, погрейтесь. Мы всю ночь топили. У нас там сухо и тепло. Солдат помолчал, а потом добавил;

– Я вас табачком самосадом угощу. Вы такого ещё не пробовали.

– Ну что ж! – ответил я, – Иди буди своего напарника!

– Так и быть, зайду к тебе! Солдату нельзя [в просьбе] отказать, когда он доверительно приглашает. Нужно пойти, посидеть, покурить, [видно душа его этого] может сказать что хочет. В подбрустверном укрытии у солдата было уютно и тепло. Земля на стенах просохла, ни сырости, ни плесни. Я сел на ворох лапника покрытый сверху куском палаточной ткани, вход наружу солдат старательно завесил. Внутри загорелся огарок свечи, в боковой печурке ещё тлели красные угли.

– Это я для вас зажёг! Мы сами без него управляемся. Только в особых случаях зажигаем, – и показал на огарок свечи. Солдат протянул мне кисет, и я закурил [самосада]. Табак был действительно хорош. Я сидел, молчал и курил. Солдат с разговором не касался. Он понимал [и видел], что я о чем-то задумался и не хотел пустыми словами сбивать меня с мысли. А я сидел, курил и думал о двух предметах: 0 солдатской жизни и о солдатской еде. Кормили нас в дивизии исключительно "хлебосольно"! [как принято в таких случая говорить официально!] Мучная подсоленная водица и мерзлый как камень черный хлеб, его когда рубишь, не берет даже саперная лопата, не будешь же его пилить двуручной пилой, – поломаешь все зубья! Суточная солдатская норма в траншею не доходила. Она как дым, как утренний туман таяла и исчезала на КП и в тылах полка. А полковые, нужно отдать им должное, знали толк в еде! Одни здесь брали открыто, и ели, сколько принимала их душа. Им никто не перечил. %%% Другие помельче не лезли на глаза, они брали скромно, но ели сытно и жевали старательно. Но были и другие, почти рядовые, которые продукты получали со складов, отчитывались за них, варили их и ими комбинировали. Они в обиде на жизнь и на харчи также не были. " Горячая пища солдату, нужна!" – утверждали они и доливали в солдатский котел [вместо продуктов подсоленной] побольше воды. "Пусть солдаты просят добавки! Начальство велело!" А то по дороге, мобыть, расплескаете! У нас в этом отказу нету!

– 42 -

– Что-то она у тебя сегодня жидковата! – нерешительно скажет старшина.

– Не важно, что она с жижей! Это на [мясном] бульоне! Важно, что она горячая и её много!

– Где ж много?

– В котле много!

– А тебе как положено полсотни черпаков на роту, получай и отходи! Мысли бегут быстро, это когда рассказываешь кажется, что долго! С того самого дня, когда мы вошли в состав стрелкового полка, солдаты сразу почувствовали голод. Не раз вспомнишь свой московский 297-ой батальон. Вот где кормили досыта! Мы о еде там и не думали! Солдаты ходили хмурыми, ворчали при раздаче пищи, но полковому начальству на это было наплевать. [при случае ничего не говорили] А что говорить? Ничего не изменишь! У солдат была теперь одна дорога к правде, через собственную смерть и через войну! Тоска о еде точила солдатскую душу. С командира роты тоже не спросишь. Солдаты видели, что на меня постоянно рычали. И уж, если ротный ничего не может сделать, что соваться в это дело солдатам. Любой разговор по телефону со мной начинался [с раздражения, с недовольства] с матерщины и с крика. Орали в глаза, когда вызывали к себе. %%%%варивал по поводу всего, не выбирая выражений. Солдаты знали и видели, как меня %%%%% ехидно высмеивали и старались поддеть. При малейшем с моей стороны возражении, мне тут же грозили. К чему все это делалось, я тогда не понимал [не готовилось чего?]. Я об этом [несколько раз спрашивал] как-то раз спросил комбата, но он упорно молчал.

– Мне тоже каждый день делают втыки! У них наверно стиль такой! – %%%% От сытых и довольных своей жизнью полковых начальников и до вшивых и мордастых тыловиков, все кормились за счет солдат окопников, да ещё покрикивали и делали недовольный вид [выражение лица]. Там в глубоком тылу народ призывали, что нужно отдать все для фронта. А здесь, на фронте, полковые %%%%%% считали защитниками Родины только себя.

– Зачем набивать желудки солдатам?

– Ранит в живот, сразу заражение крови пойдет [от присутствия пищи].

– Траншею загадят так, подлецы, что потом не продохнуть! Солдату нужно иметь промытые мозги и пустой желудок [кишечник]! Русского солдата сколько не корми, он все на начальство волком смотрит!