Шумилин Ильич - Ванька-ротный

– Ты за это не беспокойся! Станцию и совхоз мы ночью сдадим 634-му полку. Им приказано занять здесь оборону. Пусть они здесь и стоят [%%%%%].

– У нас задача другая! – продолжал комбат.

– Мы батальоном идём на высоту 219 и ноль. Высота находиться правее деревни Обухово. Ты с ротой идёшь впереди. За тобой следую я, а за мной без разрыва четвертая рота Татаринова.

Дружки чтоль они? – подумал я. Опять меня вперёд, а Татаринова сзади. Это в принципе не важно, но хотелось просто узнать.

– Всё понял? Иди, снимай своих солдат, отводи их сюда [и организуй отдых для людей]. Выход через четыре часа! Пусть пока отдыхают!

– Сейчас возьми с собой роту солдат из 634 полка и сдай им станцию. [Они встанут на охрану. Сделаешь роте подьём, когда пришлю связного!]

– 51 – Я вернулся в роту, поставил в оборону солдат 634-го полка и велел своим солдатам идти на Морозово. У нас валенки от мороза не гнуться, а нам до высоты не меньше суток идти. [В морозную ночь немцы на станцию не пойдут. Они сейчас залезли в натопленные избы.] Высоту 219 немцы нам просто так не отдадут. Высота имеет [для них особо важное] господствующее значение. Это не Губино у самого леса. Это и не станция Чуприяновка с двумя зубными креслами. Я вошел в дом, ногу поставить [было] негде. Но ординарец предусмотрительно лавку освободил [оставил свободной]. Я переступил через лежащих солдат, лёг на лавку и тут же уснул. Перед рассветом меня разбудил батальонный связной.

– Комбат приказал вам [вести роту в Морозово] вести роту на лесную дорогу. Я построил солдат и походной колонной двинулся в лес.

– Ладно! – сказал комбат, когда мы встретились [когда я доложил ему о прибытии роты].

– Теперь слушай меня!

– Из дивизии получен приказ. Нашему полку одним батальоном приказано перейти в наступление!

– А что мы делали до сих пор? – [подумал] спросил я.

– Ты слушай, когда я говорю! А не смотри куда-то в сторону! Всё равно там ничего не [видно] увидишь!

– Дивизия имеет задачу перерезать пути отхода немцам. Из частей 31-ой армии только нам удалось вырваться вперёд. Остальные пока застряли у Волги. 250-ая дивизия, наш левый сосед лежит под Городнёй. Наш 920-ый полк из-за Волги наступает на Эммаус. А ты знаешь этот Эммаус? Двести метров от Волги. 634-ый полк двумя батальонами отбивается от немцев под Губино. Одна рота этого полка будет оборонять совхоз [Морозово] и станцию Чуприяновку. Нашему батальону приказано идти головной походной заставой вперед. Общее направление движения полка на деревню Микулино. На лесную дорогу ты выходишь сейчас! Четвертая рота следует во втором эшелоне за тобой. Мое место в четвертой роте! Я раскрыл карту и стал рассматривать свой маршрут. Карта тридцать восьмого года. Она перепечатана с карты 19%%%%7 года. (Это вроде того: Ваша фамилия как? – Сахаров! А раньше? – Сахарович! А ещё раньше? – Цукерман!) Вот так и с картами было в то время. При укрупнении деревень в период коллективизации многие хутора, деревни и поселки, дороги и очертания лесов бесследно исчезли с лика земли, а на картах они остались. Торчит из снега засохший бурьян, да колючий кустарник, попробуй определи, где тут была деревня и где проходила дорога? Ночью с хорошей картой идёшь как слепой. А тут, когда в лицо хлещет встречный ветер, глазом зацепиться не за что. И если ты упустил дорогу, задумался на ходу, не сделал в своей голове соответствующую коррекцию, то можешь [быть уверен, что] увести своих солдат совсем не туда.

– 52 – Местность, она везде на местность похожа, если однообразно лесистая или [кругом] открытая в виде снежного поля кругом. И сложность ещё в том, что земля, укрытая слоем снега, скрадывает рельеф, сличая который можно идти по карте. Не все офицеры полка хорошо читали и владели картой. Многие с шестью классами самоуверенно плутали и путали других. Пустив пятую роту по неизвестной %%%% дороге, комбат был уверен, что я не собьюсь с нужного пути. А потом. Что собственно жалеть пятую роту. Она не сибирская и в ней меньше всего потерь. В четвёртой солдаты почти все земляки, коренные чалдоны. А эти москали в дивизии чужаки. Всё было расставлено по своим местам [как надо]. 634-ый полк [принял] занял оборону, а пятая тронулась и пошла вперед. Посмотрим, что будет дальше! До выхода роты оставались минуты. Мы сидели в снегу, курили и поплёвывали. Батальон собирался в одно место, в Морозово. Было немного свободного времени, можно было подвести итоги пройденного. При переходе Волги мы потеряли пять человек. Шесть погибли на опушке леса от своей артиллерии. Похоронили их или нет, трудно сказать. Я спросил комбата об этом. "

– Какие тут похороны! Нам наступать на немцев нужно! " – ответил он мне на ходу. Как выяснилось потом, солдат бросили на снегу. Их припорошило сверху снегом. Так они и остались лежать до весны. Во время нашего пребывания на станции мирные жители, в основном женщины к дети, прятались где-то в землянке на той стороне железной дороги [за насыпью]. Пожилая женщина, которая вышла с детьми из бани, сказала мне, что ей иногда говорил офицер, тыча пальцем в лицо.

– Матка! Русь Иван цвай километр! Форзихтиг! – и показывал рукой в сторону Волги. Мирные жители, которые скрывались, на станцию не приходили. Где находился их бункер, сколько было там местных жителей, мы не знали. Я вспомнил, как Татаринов сомневался. Дойдём мы до шоссе или нет. Я почему-то о смерти не думал. Мне казалось, что стрельба – стрельбой, воина – войной, а жизнь впереди, а что смерть? [Когда-нибудь и наступит] Смерть у каждого когда-то и [придёт] грянет. Мы каждый день ходили по грани жизни и смерти!

Сегодня 8-ое декабря 1941 года. Всего три дня, как нас послали в дело, а сколько пережито [нами и передумано], сколько мы наворотили! И сколько впереди нам ещё предстоит сотворить?

Текст главы набирал Аркадий Петрович@ga.ru

??.07.1983 (правка)

Ночь 8-го декабря сорок первого года подходила к концу. Восток озарился бледной полосой рассвета, по макушкам деревьев скользнул неяркий луч света, а в лесу было по-прежнему сумрачно и темно. Я подал команду солдатам, чтобы они заткнули полы шинелей под ремень на животе. По глубокому снегу, который повсюду лежал сугробами, полы шинелей мешали идти. Подождав немного, я тронулся с места, и мы медленно стали продвигаться вперед. Вначале часто останавливались, прислушивались, осматривались кругом, полагая, что немец мог заминировать подходы к лесной дороге. Саперов сопровождения пехоты у нас в роте не было и первый момент мы боялись подорваться на мине. Но потом, шаг за шагом, видя, что никто не взрывается, мы осмелели. По глубокому снегу идти трудно. Узкую снежную тропу в снегу пробиваем по очереди. Старшина Сенин с тремя солдатами идет впереди, я и мой ординарец шагаем чуть сзади. За нами следом извилистой змейкой тянется рота. Прокладывая путь, старшина и солдаты обходят завалы, занесенные снегом бугры и овраги. Часа через два мы останавливаемся. Впереди сквозь ели виден узкий просвет. Осторожно подви гаясь вперед, мы выходим на укрытую снегом дорогу. Дорога ни разу не чищена, занесена, как и все кругом, глубоким снегом. Снег лежит толстым и нетронутым слоем. Никаких следов на дороге не видно. Дорога заброшена, по ней не ездили даже в начале зимы. Открываю планшет, на внутренней стороне его вшиты прозрачные листы из целлулоида с сеткой в виде квадратов. В планшете лежит карта местности, по которой я иду. Проверяю по компасу взятое направление, прикидываю пройденное расстояние от железной дороги.