Андрей Муравьев - Меч на ладонях – 3

– Это – настоящий булат? – спросил он старичка. Тот кивнул.

– Индия. Сейчас таких уже не встретишь… Редкость, – он через плечо оглянулся и продолжил. – Да и камни настоящие, с огранкой под век восьмой-десятый, инкрустации ножен – все на уровне. Малышев ухмыльнулся.

– Дед говорил, что его дед взял саблю и перстни с тела охранника самого Шамиля. Саблю ему Скобелев отдал. Сказал: «на ней твоя кровь – тебе и носить». Была еще золотая наградная табличка, но ее переплавили и сдали в скупку. Управляющий ухмыльнулся:

– Шамиль, говоришь? Врал, наверное. Он покрутил в руке клинок.

– Если бы нашлись какие доказательства, тогда – да… А так… Костя начал подыматься.

– Три тысячи… Долларов, – озвучил первое предложение антиквар. Малышев протянул руку, забирая саблю.

– Тут сталь дороже стоит. Даже без камней и золота.

– Погоди.

Управляющий жестом услал охранников подальше. Старичок понял все сам и исчез из комнаты почти сразу.

– Есть еще один вариант… Костя пододвинулся. Аукционист почесал модную трехдневную щетину.

– За двадцать процентов я к твоей легенде могу пришпилить пару бумаг красивых… – он поиграл бровями. – Сам понимаешь… Вырастет цена – вырастут и затраты.

– Пять процентов? Собеседник ухмыльнулся.

– Десять я возьму только комиссионных за сам факт аукциона.

– Тогда пятнадцать. Аукционист выпрямился, зажевал губами.

– Пятнадцать плюс десять за аукцион… Думаю, двадцать пять – нормальная раскладка.

– Четверть? Не много ли?!

Толстяк молча обошел свой раритетный стол, уселся в высокое кожаное кресло, достал из ларца и, не предлагая собеседнику того же, подрезал и раскурил толстенную сигару.

– Давай прикинем… – клубы дыма подымались под потолок, расплываясь вдоль натяжного потолка причудливыми фантомами. – За саблю ты можешь получить тысяч… двадцать… Ну, тридцать… А с хорошей легендой я тебе ее пристрою за полторачку, а то и две сотни гринов… Итого… Он помахал в воздухе сигарой, рисуя воображаемые круги и знаки деления.

– Даже ежели выйдет жалкая сотня, то тебе обломиться намного больше, чем без меня… Улавливаешь?

Костя закашлялся, хотя аромат сигары поначалу не вызывал ничего, кроме положительных эмоций.

– Правильно улавливаешь… Я, кстати, под это дело и твои колечки пристрою. Тоже навар недетский будет. Ну? Малышев сделал кислую рожу и кивнул.

– Отлично. Значит, договорились, – аукционист взял со стола саблю. – Я ее пока в сейфе подержу. Костя спохватился.

– Нет уж. Лучше при мне. Охранники синхронно подошли поближе, а толстяк деланно обиделся.

– Как вам такое в голову могло прийти? Не доверять мне? Я в этом бизнесе…

Малышев отбросил полу пиджака, открывая револьвер, телохранители подобрались, зашуршала кожа наплечных кобур. На столе зазвонил стилизованный под старину интерком.

– Что?

– Тут МВДэшник какой-то внизу. Капитан. Спрашивает, когда господин Воронин освободиться, – голос продавца из нижнего зала звучал обыденно и буднично, снимая напряженность, возникшую в комнате. Толстяк нахмурился и буркнул в трубку:

– Скажи, что скоро спуститься. Он повернулся к Косте:

– Возможно, вы и правы. С такой охраной-то вещи и у вас не пропадут. По знаку руки громилы отступили. Малышев забрал свои сокровища.

– Мы договорились? Костя кивнул.

– Тогда завтра вам завезут договор на дом. Где вы остановились?

– Я сам заеду. Толстяк усмехнулся.

– Тоже верно, – он подозвал телохранителя. – Вас проводят… До завтра.

– Угу…

В тамбуре, на выходе из антикварного дома, Калякин прихватил Костю за локоть. Малышев с удивлением ощутил, как в карман пиджака скользнула сложенная вдвое бумажка.

– Ты чё?

Серега скорчил рожу, отрицательно покачал головой и быстро приложил палец к губам. Всю поездку до дома они провели в молчании.

Маленькая бумажка из записной книжки только с короткой фразой «Вставь симку, зайди в ванную, включи воду, молчи». На ладонь соскользнул кусочек яркого пластика. Малышев выполнил предписания полностью. Мобильник зазвонил через десять минут.

– Тобой занимаются ребята из «конторы», – голос Калякина был глух, будто шел не из телефонной трубки, а из подвала старого дома. Костя потер глаза.

– Откуда знаешь? На том конце провода вздохнули:

– Я попросил вашего участкового предупреждать, если тобою будут интересоваться. А недавно приезжали ребята с большими пагонами, махали корочками мне, моему начальству, потом… – он запнулся. – Короче, ты под колпаком. Малышев нахмурился:

– Это ты поэтому включал «придурка» на встрече в ресторане? Трубка сдержанно хмыкнула.

– А твой «Магомед», что паспорт мне сделать собирается?

– Это их подстава, – Калякин помолчал, собираясь с духом. – Я не мог отказаться… Дело национальной безопасности… Типа.

– Значит, мой друг будет без паспорта?

– Значит, так.

Малышев замолчал, собеседник тоже запнулся, но разговор возобновил первым:

– Ты говорил, что ехать собираешься. Типа, опять, типа снова… Не тяни – сваливай. Не знаю, кому ты на мозоль наступил и где был, но просто так таких ребят не подключают. Малышев осмотрел стены съемной квартиры и решился:

– Подожди… Ты… Этот человек, который мог помочь с оружием, тоже из их?

– Конечно.

– Тогда слушай. Я все хорошо обмозгую и… Серега прервал:

– Без меня! Молчание.

– Ладно… Понял. Калякин шипел в трубку:

– Меня к ним не пришпиливали, но начальство ясно приказало помочь. Если вылезет, что я гбэшников сдал, то тут… – он запнулся. – Не знай я тебя со школы… Разговор прервался. Каждый думал о чем-то своем.

– Спасибо, Серега… Калякин засопел и неожиданно хмыкнул:

– Ладно, чего уж там. Типа, в расчете за тот раз, когда ты меня «боксеров» прикрыл. Костя невесело улыбнулся, вспоминая времена юности:

– Нет уж. За то, ты мне еще должен. Уже другим, твердым и уверенным голосом, капитан подвел черту:

– Этого разговора не было. Симку сожги, пепел спусти в унитаз. С квартиры съезжайте. Ко мне не ногой.

– Я понял… В трубке послышались короткие гудки.

Малышев подошел к другу, прикорнувшему под мерный гул телевизионного рассказчика.

– Вставайте, Улугбек Карлович. Нам пора.

Аэропорт «Домодедово» призывно распахнул двери своих терминалов: блестели поручни лестниц, отражали электрические солнца натертые до зеркального блеска стойки.

Только что произвел посадку рейс из Бухареста, и немногочисленные встречающие потянулись к зевам «зеленых» коридоров. До столпотворения отпускного периода еще оставались недели относительного спокойствия, так что люди не спешили, не суетились, степенно высматривая своих родных, знакомых и сослуживцев.