Леон Стоувер - Стоунхендж

Все произошло мгновенно, и утомленные люди не сразу поняли, что произошло. Эсон опомнился первым. Выхватив меч, он бросился к туго натянутым линям, удерживающим низ паруса. Но он не успел добраться до них: мачта с сухим треском переломилась и начала падать.

Эсон увернулся, и мачта рухнула рядом, накрыв его складками паруса. Когда он высвободился, все было уже кончено. Удерживаемая канатами мачта свисала в воду, отягощенная парусом; падая, она убила одного из гребцов и расщепила поручень. Теперь, когда они лишились паруса и перестали грести, ветер гнал их к скалистому берегу Крита, и уже были видны высокие пенные гребни волн, разбивавшихся о камни.

Снова пришлось им найти силы в глубинах измотанных тел, чтобы взяться за окровавленные рукояти весел. Снова пришлось грести. Ветер гнал судно на скалы, и парус больше не был подмогой. И они гребли. Обрушившаяся мачта и парус замедлили их движение, но они мешали и ветру нести их к берегу: так что они оставили мачту и паруса воде и взялись за весла.

Они гребли. Опустив головы, не останавливаясь… в борьбе за свою жизнь. Корабль продвигался вдоль берега, но скалы приближались. Уже были видны камни, утопающие в белой пене, деревья на краю обрыва, высоко над головами. Они гребли. То один, то другой терял сознание от утомления, чтобы, мгновенно очнувшись, взяться за ненавистное весло. Мыс серой лапой тянулся в море, чтобы схватить корабль, положение становилось все хуже. Они были уже совсем рядом с белыми валами, пена покрывала воду…

И вдруг впереди галеры оказалось открытое море, берег Крита плавной дугой уходил к другому, меньшему мысу. Обогнуть его было легко.

– Суши весла, – прохрипел Эсон; усталость мешала подняться, чтобы промочить пересохшую глотку.

– Ну, а теперь что, горец? – склонившись на весло, спросил Эйас с противоположной скамьи. – Отсюда нам с тобой далеко до дома.

– Теперь? – переспросил Эсон. – Теперь плывем, куда несет ветер. Или ты можешь предложить что-нибудь лучшее?

Пожав плечами, Эйас поглядел на ладони. Даже его одеревеневшая кожа не выдержала ночных трудов и кровоточила.

– Вот что скажу – пока с меня весел довольно. – Он откинулся на борт и опустил обе руки в воду.

Они перекусили на кормовой палубе, жадно запивая еду смешанным с водой вином. Кто-то принес пифос с оливками, и они горстями черпали плоды из широкого горла. По рукам ходил круг твердого сыра, от него ломали куски и жевали. Простая еда – другой они и не знали. Ели все с жадностью, даже Интеб, голод на время заставил его забыть о боли в натруженных ладонях. Тидея сменили у кормового весла, и он повалился рядом со всеми на палубу.

– Тидей, ты настоящий мореход, – проговорил Эсон, – у твоего отца, Агелая, был корабль, ты ведь плавал на нем? – Тидей кивнул в ответ, рот его был набит сыром. – Каков будет наш курс и что нам делать теперь?

Прищурясь, Тидей поглядел в море, на удаляющиеся берега.

– Так в Микены нам не приплыть, – проговорил он.

– Не сомневаюсь. А что нас ждет впереди?

– Глубокие воды, чудовища, пожирающие суда… словом, ничего хорошего.

– Что-то да ждет. Мы ведь не в силах даже вернуться на веслах к Криту, чтобы сдаться атлантам – если, конечно, захотим этого, – ведь остров остался позади. Какие еще острова могут попасться нам навстречу?

– Никаких.

Холодное слово ознобом пробежало по спинам слушателей. Если плывешь на корабле – плывешь вдоль берега или как там в Кикладах: от острова к острову. Один остров всегда впереди, другой уходит назад за корму. На ночь или в бурю корабль всегда можно вытащить в подходящем месте на берег. Разве можно плавать иначе? Море – огромная пустыня, но на суше и в самой пустой из пустынь найдутся ориентиры. А на этих просторах? Конечно, в ясный день человек может найти дорогу по солнцу, а что делать в пасмурную погоду? Никто не оставлял безопасного берега – такое считалось безумием. А теперь Крит оставался позади и неутомимый ветер уносил их от берегов острова. И впереди не было ничего – только вздымающиеся валы.

– Пропали мы, – проворчал гребец. – Осталось, стало быть, только умереть.

– Ветер утихнет, мы сумеем вернуться.

– А если нет?

– Погодите, – проговорил Интеб, и голоса умолкли.

Он вынул кинжал и, став на колени, принялся чертить им на палубе.

– Я не кормчий, но знаю, где суша, где море. Я изучал математику и географию. А еще – я родом из Египта и приплыл в эти края под парусами, и теперь покажу вам, как это было. Здесь мы плыли вдоль берега – вот так. Минуя города и острова, мы добрались до Арголиды, до Тиринфа – вот сюда. – Он очертил на доске петлю, затем полукруг и ткнул в самый центр дуги.

– Из Тиринфа мы поплыли на Феру, а теперь мы миновали Крит, и нас уносит в морские просторы. – Молча глядели они на его руку, проведшую на палубе прямую линию к точке, с которой он начал свой чертеж.

– Видите: вот Египет, вот Нил и Фивы. Все это по ту сторону моря, если переплыть вот сюда.

Взглядом следуя за движением его ножа, они не видели ничего и повернулись к нему с округлившимися глазами.

– А… далеко плыть? – спросил кто-то.

– Сорок скен, восемьдесят скен. Не знаю. Но если поплывем на юг, обязательно окажемся у этого берега. Да и другого выхода нам не остается. Пока дует этот ветер, мы сумеем вернуться даже на Крит или Атлантиду. Крит скоро исчезнет из виду… вы спрашиваете, что нам делать? Нестись вместе с бурей. И молиться богам, чтобы ветер не стих раньше, чем вынесет нас к берегам Африки.

Ничего другого им не оставалось. Море по-прежнему бушевало, частенько налетали шквалы с дождем. Но парус и свесившаяся за борт мачта удерживали галеру, словно плавучий якорь, и ветер гнал их вперед. День миновал, а за ним ночь, и к рассвету ветер утих, а море успокоилось. Эсон все еще бодрствовал у кормила, когда небо на востоке просветлело. В разрывах между облаками выступили звезды. Вскоре после этого и Интеб поднялся на палубу, удивленно покачал головой – весь горизонт охватил странный кровавый свет.

– Что это? – спросил он.

Эсон ответил:

– Рассвет. Но такого мне еще не приводилось видеть.

Пламенем полыхало все небо. Не один восток, где над горизонтом поднимался багровый диск солнца, – весь небосвод, всюду, куда попадали солнечные лучи. Пламенели исчезающие облака, небесный огонь словно истреблял их… И все молча глядели на небо. Охватившее небо пламя угасло, лишь когда солнце поднялось повыше.

– Мне случилось однажды в пустыне видеть нечто подобное, – проговорил Интеб. – Тогда была песчаная буря и за облаками песка солнце сделалось столь же багровым. Всю эту пыль, наверное, выбросило с Феры, но ее столько, что трудно поверить глазам.