Кир Булычев - Штурм Дюльбера

– Нет.

– Странно. Зачем им его увозить?

– Я должна вам сказать, адмирал, – произнесла старая императрица, – что ваш молодой посланец, Андрей Сергеевич, был нам крайне полезен. Не забудьте его наградить.

– Он достаточно награжден, – сказал Колчак и чуть улыбнулся.

– Сейчас не время для наград, – сказал Великий князь Николай Николаевич.

Кроме них, в комнате сидел скучный Александр Михайлович. Поодаль чета Юсуповых: сам Феликс и его жена, прекрасная Ирина Александровна.

– Вы правы, – сказал Колчак. – Кончится революция – займемся наградами.

– И главная будет вам, господин адмирал, – сказала императрица. – В эти трагические для престола и нашего семейства дни вы оказались единственным, кто не покинул нас и не предал идею самодержавия.

– Вы не правы, Ваше Величество, – сказал Колчак. – Верных трону и Отечеству немало. Но иные не имеют моих возможностей.

– Когда вы сегодня подъехали, я стояла у окна, – сказала императрица. – Я решила, что это из Совета и нас арестуют – мысль о казематах или каторге была для меня ужасна, и я подумала: «Господи, почему еще в Петербурге я не запаслась ядом?»

– Надеюсь, такая мысль вам больше никогда не придет в голову, – сказал Колчак.

Он допил чай, поставил чашечку на инкрустированный столик.

– Времени у нас мало, – сказал Николай Николаевич. – Главную задачу мы решили. Государем становится законный наследник престола цесаревич Алексей.

– Господи, помоги ему, – перекрестился Александр Михайлович.

– Регентшей назначается государыня императрица, – сказал Николай Николаевич.

– До совершеннолетия Алеши, – сказала Мария Федоровна.

– С переходом короны по закону к последующим наследникам.

– Это мы решим, господа, – вмешался Колчак. – Сейчас мало времени.

– Сколько бы ни было времени, Россия не простит нам, если мы будем торопить исторический момент, – сказал Александр Михайлович.

– И вы, Великий князь, – сказал Колчак, – становитесь главнокомандующим.

– Я постараюсь послужить России в меру моих сил, – ответил Николай Николаевич, признавая главенство Колчака.

Коле было интересно угадывать – а это кому, а это кому? Не иначе как адмирал получит командование военно-морскими силами. В случае удачи заговора сразу появятся сильные конкуренты Александру Васильевичу. Надо затвердить место заранее.

В дверь без спросу сунулся лакей Жак.

– Едут! – сказал он слишком громко для небольшой комнаты. – Уже поворотом проехали.

– Не беспокойтесь, – сказал Колчак. – Там мои люди. Я в них верю. Андрей, проверьте, все ли в порядке. И быстро назад.

Коля быстро пробежал к выходу из дворца.

– А мы сверху, с башенки, – говорил, семеня рядом, Жан, – нам с башенки далеко видно, сэр.

Коля не успел дойти до ворот, как послышались первые выстрелы. Но, как выяснилось, раздались они не от подъезжающих советчиков, а перестрелка вспыхнула между караулом дворца и матросами, что мирно сражались в карты. Сигнал к разоружению караула последовал от полковника Баренца в тот самый момент, когда колонна красных стрелков революции имени революционера Лафайета приблизилась, ничего не подозревая, к самым воротам и могла быть истреблена и рассеяна прицельным огнем. Но команда Баренца была занята ликвидацией четырех караульных у дворца. Стрельба вспугнула и насторожила нападающих и заставила их рассредоточиться и укрыться.

Когда Коля (Жан предпочел остаться во дворце за защитой дубовой двери) добежал кустами до сторожки, Баренц стоял возле нее, глядя, как оттуда вытаскивают труп караульного. Рядом с ним стояла кучка матросов, окруживших остальных трех караульных, один из них был ранен. Правой рукой он поддерживал левую, морщился, а из рукава капала кровь.

– Вы что здесь стоите? – спросил Коля, не успев даже выйти из кустов. – Что вы делаете?

– Что надо, – ответил спесиво Баренц.

– Отряд из Ялты уже здесь! С секунды на секунду они ворвутся во дворец!

Все еще не зная, верить или не верить Коле, Баренц сделал шаг на дорогу, глядя вдоль нее, и сказал, поправляя монокль, делавший его похожим на какого-то прусского князя:

– Чепуха!

Из кустов у дороги раздался нестройный залп. Кто-то вскрикнул рядом с Колей. Коля отпрыгнул и успел увидеть, как медленно падает Баренц. Все вокруг кинулись врассыпную. Баренц приподнялся на локте и громко захрипел:

– В цепь! В цепь! По противнику прицельный огонь! Где пулеметы?

Матрос разворачивал пулемет у входа в сторожку, но пулеметы нападающих вступили в дело раньше. Они начали строчить по шоссе.

Матрос так и не успел развернуть пулемет, он упал на него, прикрывая собой, словно пули грозили пулемету более, чем человеку.

Коля увидел пулемет нападающих, который засеивал площадку у въезда в Дюльбер зернами пуль. Матросы и солдаты Баренца разбежались и беспорядочно отстреливались через голову спрятавшегося за угол сторожки Коли. И Коля вдруг понял, что сейчас враги пойдут в атаку и первым делом найдут и убьют его. Пути назад ко дворцу, такому каменному и надежному, не было – открытое пространство перед ним простреливалось. Сам же дворец был нем и глух – может быть, все из него уже убежали.

Сквозь прямые стебли зацветающих тюльпанов можно было видеть, как на дорогу под прикрытием пулеметного огня спускались люди. Оставалось так мало времени, и надо было решать. Причем Коля уже знал, как надо было решать, но все в нем противилось этому решению. Коля обернулся – ну хоть кто-нибудь был бы рядом! Но рядом никого! Все убежали, спрятались, предали его!

Коля разозлился. И как бывало с ним, в злости он терял обычную осторожность.

Неожиданно для всех – а видели его сотни глаз – Коля не побежал назад, на что рассчитывали стрелки, а прыгнул вперед, к пулемету, свалил с него тело матроса, который превратился таким образом в бруствер.

Коля развернул пулемет в сторону дороги и не столько увидел, сколько почувствовал, где в кустах и за камнями скрываются готовые к штурму враги.

Под его руками пулемет послушно ожил, и Коля повел высокую мушку вправо. Вдруг из кустов выскочил человек в черной гимназической шинели, закрутился на дороге в каком-то танце, а потом, дергаясь, упал – на помощь к нему побежал из-за кустов второй гимназист и потащил товарища, и Коля, уже поняв, что первого гимназиста убил он, отыскал мушкой и убил второго юношу.

Но тут в ответ забил советский пулемет, и Коле пришлось залечь, потому что пули били по щитку, изгибая и даже пробивая его. А когда длинная, казалось, бесконечная очередь вражеского пулемета оборвалась, Коля приподнял голову и вдруг, к удивлению, правда, без страха, словно это касалось не его, а кого-то другого, увидел, что уже совсем близко подбегают нападающие. Коля только-только успел дать очередь, чтобы они упали, прижались к земле. Но крики уже раздавались сзади: часть нападающих оказалась там, обойдя сторожку. Среди них тяжело бежал Мученик. Он размахивал громадной деревянной кобурой, забыв вытащить из нее револьвер, и что-то кричал. На голове Елисея был немецкий «пикельхельм» – каска с надраенным прусским орлом на лбу.