Михаил Ланцов - Крестоносец

Впервые в этой серии я решил сделать небольшую «прокрутку» по времени и перенести повествование с конца лета 1557 на весну 1559 года. Это связано с той ситуацией, в которую попал Андрей.

Она неплохая. Нет, напротив. Она слишком хорошая.

Гражданская война не могла получиться, потому что без поддержки городов все эти Шуйские и прочие, просто не удержались бы, даже если сбежали бы с площади. Их в городах бы и скрутили люди купцов, ибо городам и купцам выгоднее и перспективнее сотрудничать с Андреем, а не со старой земельной аристократии.

В остальном же Андрею воевать не с кем. Почему?

Ливония, поняв, что никому не нужна, резко притихнет и пойдет на максимально компромиссные шаги. Литва и Польша также не станут провоцировать излишне окрепшую Московскую Русь. Особенно после того, как почти вся верхушка оппозиции будет физически вырезана. Сигизмунд II Август был еще более осторожным правителем, нежели Иоанн Васильевич. А степь, в результате походов Андрея, на какое-то количество лет замирена. Она попросту боится соваться на Русь и вдумчиво залечивает «сломанное лицо».

Описывать же тихую спокойную жизнь может быть мне и было бы интересно, но вы сами читать не будете. Проверял. Вой будет до небес. Вот я и решил сделать «прокрутку» и отправить Андрея в поход, в очередной Крестовый поход. Третий уже[1]. Отбивать свои владения в Святой земле.

Почему именно туда?

Потому что у него имелся законный повод для этого богоугодного дела. Поход в Сибирь был бы полностью лишен смысла. Там более-менее значимыми военными контингентами вообще делать нечего — в большинстве операции будет достаточно сотни более-менее подготовленных и вооруженных бойцов. Сибирь требовала медленной вдумчивой экспансии с опорой на многочисленные остроги/крепости в ключевых местах и синхронным развертыванием инфраструктуры. Ехать же в Америку, гонять по елкам папуасов, или тем более в какой-нибудь Китай еще более безумное занятие, чем отправиться воевать с комарами в Сибирской тайге. Для вторжения же в Европу у Андрея тупо нет повода…

Понимаю, что Крестовый поход как идея несколько избит. Но по здравому размышлению иного варианта у него не остается…

[1] Благодаря водружению на щиты своих бойцов хризмы (древнейшего христианского символа) и определенной трактовке получилось, что Андрей уже провел два успешных крестовых похода. Первый — против татар, в ходе которого он сумел разбить войско Давлет-хана на Гоголе. Второй — против османов, что повлекло за собой взятие Азак, разорение Истанбула и начало Смуты в Великой Порте.

1559 год, 9 мая, Истанбул

Сулейман смотрел на свою столицу из окна башни Правосудия. Неполные два года назад он стоял здесь же, когда узнал о восстании рабов. С тех пор много воды утекло. А главное — город изменился. И теперь представал перед его глазами совершенно иным…

Сгоревшим.

Разоренным.

Разрушенным.

И обезлюдившим…

— О Великий! — произнес визирь, тихо вошедший сюда.

— Надеюсь ты не хочешь мне рассказать об очередном восстании рабов? — с горечью и каким-то оттенком ехидства поинтересовался Султан.

— Нет, к счастью, нет. Ты просил сообщать о любых новостях, связанных с Андреас-паша. И я незамедлительно прибыл.

— Андреас… — тихо произнес Сулейман. — И что? Он наконец взял власть в Москве?

— Он выступил в новый Крестовый поход.

— Опять?! Куда?

— Мы пока не знаем. Его корабли отправились в сторону Иван-озера. А значит, скорее всего, станут спускаться по Танаису…

— Много выступило?

— Тульский полк и бывшие рабы из числа военнопленных.

— У него же не хватит кораблей, чтобы переправить их через море. Или ситуация уже поменялась?

— Верно о Великий. У него — не хватит. Но Иоанн помог. Видимо уже ждет не дождется, когда выпрет своего верного воеводу за пределы державы. Чтобы он уже где-то свернул голову.

— Я слышал, что так говорят. Но… разве ты сам в это веришь?

— Да. Верю.

— Но Андреас спас его.

— Спас. Это и удерживает их от открытого противостояния. Хотя на Москве уже болтают, будто Андреас делит ложе с Царицей. И что дети Иоанна нагуляны.

— Гнилые слухи, — скривился Сулейман.

— Вы же знаете, что говорят про последнего ребенка Рустема-паши…

— Заткнись! — рявкнул враз озверевший Сулейман. Увы, власть его уже была не та, как прежде. Посему приказать обезглавить слишком дерзкого визиря он себе позволить не мог. — Я уже слышать не могу! Дня не проходит, чтобы об этом на каждом углу не болтали!

— Это так. Люди, не стесняясь судачат об этом прямо на рыночной площади. Было это или нет — уже не важно. Люди поверили в то, что ваша внучка родилась в грехе и в ней течет кровь этого удивительно удачливого северного варвара.

— И что с того? Мало ли во что они верят?

— Может быть нам использовать сей плод любви как аргумент в предстоящих переговорах?

— А если это не так? Если она законная дочь Рустема?

— Люди в это верят, а Андреас-паша достоверно не ведает, чем закончилась та ночь. Совершенно точно можно сказать только одно — они были близки. Это подтвердили многие слуги. И это подтвердила ваша покойная супруга на смертном одре, прося ее просить.

— Михримах… — покачал головой Султан. — Ты же понимаешь, что если эти слухи будут использованы на переговорах, то честь моей дочери окажется растоптанной? Уничтожена просто. Как и моя. Как и память Рустем-паши.

— Рустем-пашу и так не любят. Болтают, будто был жаден и людей притеснял. А Михримах можно выставить жертвой. Что, дескать, Андреас-паша так хотел уязвить вас, о Великий, через насилие над ней. Всем же известно, как вы любите и цените свою дочь.

Сулейман промолчал, лишь поиграл желваками да побуравил взглядом визиря.

— Куда Андреас пойдет? Это известно? Из устья Танаиса дорог много. В том числе и сюда.

— Мы пока не знаем.

— Хорошо. Ступай. Сообщай мне все новости, связанные с ним. Повторяю, ЛЮБЫЕ!!!

Визирь откланялся.

И Султан еще с добрый час смотрел на город, который был фактически уничтожен «этим шайтаном» с двумя сотнями бойцов… Смотрел и думал, прикидывая возможные сценарии развития событий. Наконец, что-то решив для себя, он отправился к дочери, что гостила у него во дворце, в том числе и потому, что в Истанбуле больше негде было остановиться.

Ворвался в ее покои.

Прошел в глубь.

Резко отпихнул ее в сторону, из-за чего Михримах упала на мягкую кушетку. И, выхватив саблю, замер перед маленьким ребенком, которому и возрасту было около года.

Малыш сидел.

Но увидев деда встал. Хоть и стоял неуверенно.