Алекс Шу - Ответный удар [СИ]

Последней на пол легла извлеченная из бокового кармана фляжка.

– Письмо в другом карманчике, выше, – подсказал я.

– Скажи-ка, юноша, – мои слова Березин проигнорировал. – Ты что, банк ограбил?

– Не банк, – дипломатично ответил я.

– А кого? – прищурился Иван Дмитриевич.

– Ни один хороший человек не пострадал, – клятвенно заверил я.

– Короче, юноша, – глаза деда внезапно стали холодными и колючими. – Ты мне голову не морочь! Не девица, чай, на свидании. Могу и по-плохому спросить. И не таких раскалывал. А разговариваю вежливо с тобой только потому, что ты Костин внук. Колись давай, кого грабанул?

– Расхитителя социалистической собственности, вора, если по-простому, – вздохнув, признался я. – И не грабанул, а экспроприировал на благое дело.

– Так, – Березин тяжело посмотрел на меня, – к этому вопросу мы ещё вернёмся попозже. А сейчас возьми стульчик, отнеси его подальше, вон туда.

Иван Дмитриевич указал пистолетом на противоположную стену.

– Посиди пару минут спокойно, а я пока письмо Кости почитаю. Вижу, что ты парень боевой. Ты уж прости моё стариковское занудство, но ещё раз Христом-богом прошу, не дергайся, не надо. Я в любом случае успею в тебя пулю всадить. А брать грех на душу и стрелять в Костиного внука не хочу. Их и так, у меня довольно.

– Да не буду я дергаться, – пробурчал я. – Судя по тому, что о вас рассказывал дед, вы нормальный человек. Я тоже брать грех на душу не хочу. Своих не трогаю.

– Правильно говорят, наглость – второе счастье, – восхитился Иван Дмитриевич. – Узнаю Костину породу. Сидеть безоружным под дулом пистолета и обещать, что не тронешь старика, это надо уметь.

– Вы письмо прочтите сначала, а потом уже предметно поговорим.

– Ну давай поглядим, что Костя написал, – согласился Березин, и разорвал конверт, глянул на косые строчки.

– Да, это Костин подчерк, – признал он.

Старик пробежал глазами по письму, задумчиво прикусил губу, минуту молчал, вспоминая что-то своё, вздохнул:

– Эх, Костя, Костя…. Как же это ты так?

Затем повернулся ко мне:

– Хочешь прочитать?

– Хочу.

Старик легко встал со стула, сделал два шага ко мне и протянул листок.

– Читай.

Я осторожно взял письмо из его руки и впился глазами в косые строчки текста.

«Здорово, Иван! Если ты читаешь эту записку, значит, меня уже нет на этом свете. Помнишь наш разговор, после 20-ого съезда? Тогда ты заявил, что „это начало конца“, а я с тобой не согласился. Хочу тебе сказать, дружище, ты был прав. В стране набирает ход ползучий переворот. Если его не предотвратить, СССР обречен. Через 12–13 лет страны не станет. Алексей тебе всё расскажет. Ничему не удивляйся. В жизни бывает и не такое. Он действительно обладает необычными способностями. Пообщаешься с ним, сам это поймешь. Помоги парню всем, чем можешь. Даже не ради нашей дружбы, а ради будущего Союза. Если нужны доказательства, Алексей их предоставит.

P. S. Я всегда поддерживал и верил в тебя. Никогда не подвергал сомнению твои слова и доброе имя. Старался помочь, чем мог. Уверен, ты меня тоже не подведешь.

Твой друг Костя».

В груди защемило. Перед глазами снова встало улыбающееся волевое лицо деда. Я с шумом вдохнул воздух, пытаясь избавиться от тяжелого чувства вины. Почему-то моё предчувствие в этом случае не сработало. Я не только не смог спасти близкого человека, но и даже не был рядом, когда его шли убивать. И плевать, что ничего не знал о нападении. Легче от этого не становилось.

Березин деликатно отвернулся, шагнул к столу, загремел посудой. Пистолет он положил на стол недалеко от себя. На столе появилась тарелка с нарезанными ломтями розовой варёной колбасы и кусками батона. Старик не глядел в мою сторону, старательно разливая горячую воду в стаканы и добавляя заварку.

«Это тоже проверка», – вдруг понял я. – «Он ствол положил специально. Смотрит, использую ли возможность или продолжу спокойно сидеть. Если дернусь, успеет подхватить пистолет. Ещё не совсем доверяет старый жук».

Старик насыпал в тарелку баранок, выложил и открыл картонную коробку с квадратными кусочками сахара и расставил исходящие паром стаканы с чаем.

Искоса глянул на меня, убедился, что всё в порядке и сказал:

– Пойдем, покажу, где руки помыть, а потом чай пить сядем.

Березин отвел меня в тамбур, где находился пузатый рукомойник с конической ручкой-клапаном внизу. Она поднималась ладонью и на руки проливалась небольшая струйка. Как только клапан возвращался в исходное положение, вода течь переставала. Рядом, в пластмассовой мыльнице, лежал коричневый брусок хозяйственного мыла.

Я быстро ополоснул руки, плеснул на лицо освежающей прохладной водой. Иван Дмитриевич заботливо подал полотенце и через минуту мы уже сидели за столом.

Дед дал мне сделать пару глотков чая, съесть бутерброд с колбасой и баранку, и попросил:

– А теперь рассказывай. Что за переворот упоминал Костя, как он погиб, и откуда ты обо всём знаешь. С самого начала, по порядку. Можешь не торопиться, пить чай, есть, я никуда не спешу.

У меня внутри как будто прорвало плотину. Поток слов хлынул полноводной рекой, растворяя чувство вины. Когда дед передавал письмо, предупредил: «Иван – наш резервный вариант. К нему обратишься только в самом крайнем случае. Человек – кремень, надежный и проверенный. Ты можешь на него во всем положиться. Никогда не предаст и поможет, чем сможет. Сам погибнет, а тебя выручит. Такой человек. Но учти, в силу своего прошлого, он ложь распознает моментально. И тогда просто не будет тебе верить, со всеми вытекающими из этого последствиями. Даже если ты о чём-то захочешь умолчать, почувствует сразу. Не будет между вами доверия – не будет полноценной помощи. Так что, если вам придется разговаривать, будь с ним, максимально искренним».

Иван Дмитриевич слушал меня с каменным лицом, не показывая эмоций. Только в глазах горели злые огоньки и периодически вздувались желваки на челюсти.

Когда я закончил, он долго молчал. Потом вздохнул:

– У меня очень много вопросов появилось. Но я тебе их завтра утром задам. Хочу все как следует обдумать и осмыслить. Страшные ты вещи рассказываешь, Леша. Звучит как чертовщина какая-то. Другой бы не поверил. А я в деревне родился и всякое видел. И бабка тут одна жила, к ней со всей области бегали. Ворожила, предсказывала будущее, зелья приворотные варила. Не знаю, какая она предсказательница, но кое-что умела. Мне зуб больной заговорила. Пошептала и боль сразу прошла. Как будто и не было. А иной раз взглянет так, жутко делается. Хочется бежать без оглядки. И вот сейчас, твой рассказ разум не воспринимает, а сердце и глаза подсказывают – не врешь ты. Да и я что-то подобное предполагал. Так Косте и сказал после XX съезда, когда Хозяина преступником объявили и из мавзолея вынесли – «это начало конца». Никитка думал, что репутацию Сталина уничтожит, а себя возвысит. Ан нет. Он как был тупым засранцем с манией величия, таким и остался. Чуть страну не угробил. Пришлось силком от власти отдирать. Но самое страшное эта мразь сделала. Доверие подорвала, сомнение в душах зародила. Кому верить, если Сталин, выигравший войну, построивший и восстановивший страну, после смерти был объявлен кровавым убийцей и тираном? Люди же, они, как глина, что им рассказывают, тому и верят. Не все, правда, а большинство. Привыкли так.