Евгений Шалашов - Тайная дипломатия [СИ]

А парень не трус. А то, что деньги любит больше жизни – бывает. Лаврентьев допустил одну большую ошибку – явился на встречу, хотя мог послать всех подальше. Дескать, не видел я ваших франков. Значит, у него имеются остатки совести? Нет, здесь что-то другое… Все-таки, он чего-то опасается.

А у нас тупиковая ситуация. На всякий случай я прикинул путь к отступлению. Так, посетителей немного, до выхода я Наталью утащу. Фигня, прорвемся. Но из Парижа придется делать ноги, и Чичерина ни в коем случае нельзя подставлять. В крайнем случае, нужно выкинуть на улицу Наташку, а самому остаться, прикрыть. Ага, вон с того столика можно ухватить бутылку, сделать «розочку». Но лучше обойтись и без выстрелов, и без мордобоя. Так… Думаем. Лоран – это же калька с фамилии Лаврентьев? Да, Жан Лоран звучит красивше, чем Ванька Лаврентьев. Парень ужасно хочет стать французом… Ха… Пожалуй, пора вмешаться.

– Наталья Андреевна, у господина Лорана может создастся превратное впечатление и о нас с вами, и о партии большевиков, – произнес я, а когда две пары изумленных глаз посмотрели на меня, продолжил. – Наталья Андреевна абсолютно права – воровать некрасиво. Но вас никто не собирается убивать. Напротив. Я сегодня же попрошу руководителя нашей делегации… Нет, зачем же руководителя делегации? Народный комиссар иностранных дел – мелковато. Так вот, сегодня же я свяжусь с Москвой, попрошу товарища Ленина прислать официальную телеграмму в канцелярию президента, в которой Совнарком поблагодарит бывшего подданного Российской империи Ивана Лаврентьева, а ныне кандидата в полноправного гражданина республики, кавалера боевых наград, ветерана Иностранного легиона мсье Жана Лорана за сохранение средств русских коммунистов. Заметьте мсье Лоран – в телеграмме будет сказана чистейшая правда. Деньги вы сохранили? Да, сохранили. А то, что вы их присвоили, это другой вопрос. И что потом с вами станет, уже никого не волнует.

Надеюсь, русскоговорящих посетителей кроме нас здесь нет. А если и есть, то в кафе уже создался необходимый шумовой фон, и то, что говорят за соседними столиками уже никого не волновало.

Мои собеседники какое-то время осмысливали сказанное. Наташа поняла ее суть на несколько секунд раньше, чем Лаврентьев. Улыбнувшись, она демонстративно вытащила из-под стола ридикюль и щелкнула замочком.

– Олег Васильевич, а ведь вы правы, – сказала Наталья, поднимаясь с места. – Зачем нам кого-то убивать физически? Пожалуй, мсье Лоран, мы попрощаемся…

– Подождите, – встрепенулся ветеран Иностранного легиона. – Так нечестно.

– Почему? – удивленно вскинула брови Наташа. – Вы украли деньги, и что?

– Но я же тогда не получу гражданство! – вскинул руки ветеран-орденоносец.

– Нас должно волновать ваше будущее?

– И мало того, что вы не получите гражданства, – добавил я, – так еще и журналисты выяснят всю вашу подноготную, включая дружбу с самим товарищем Лениным, а французские акционеры, потерявшие деньги в России, узнав о ваших сбережениях, будут очень недовольны. Боюсь, у вас еще и потребуют отчета об источнике ваших средств.

– Но у меня нет таких денег! Пятьдесят тысяч я потратил, чтобы купить квартиру, десять ушло на обстановку, – нервно заявил Лаврентьев-Лоран.

– А давайте, Наталья Андреевна, дадим господину Лорану два дня, – предложил я от всей души. – За это время у него могут возникнуть какие-то мысли. Да, кстати, – сказал я, сделав вид, что эта мысль только что пришла мне в голову. – Я видел около Люксембургского дворца объявление об аукционе. На продажу выставят картины из коллекций Уде и Канвейлера. Там, сколько помню, будут Матисс, Пикассо, Брак, Дерен, кто-то еще. Картин очень много, поэтому уйдут по дешевке. Матисс – дороговато, но пару картин вы осилите. Пикассо – по триста-четыреста франков, Брак чуть-чуть подешевле, а Дерен – тот вообще за сто франков уйдет. Вы купите сорок, а, так и быть, тридцать картин, передаете нам, и мы в расчете. Наталья Андреевна вам даже расписку даст, можем ее печатью заверить.

Чтобы привести в порядок нервы, мы с Натальей решили прогуляться.

– Ты стала бы стрелять? – поинтересовался я.

Наталья Андреевна с удивлением посмотрела на меня.

– Володя, я похожа на дурочку?

– Но ты была очень убедительна, даже я поверил. Начал продумывать пути отхода.

– Выстрелить несложно, а что потом? Да, а что нам в этом случае делать?

Наталья Андреевна с любопытством обернулась ко мне, и я, слегка замедлив шаг, начал перечислять менторским тоном:

– Для начала нам следовало бы оказаться как можно дальше от кафе. Полиция прибывает на место происшествия минут за тридцать, а то и за час. Времени скрыться у нас вагон и маленькая тележка. Такси или извозчика брать не стоит, лишний свидетель, лучше пешком дойти до станции метро. Идти спокойно, не суетясь. По дороге избавиться от оружия, желательно по частям. В идеале – каждую деталь утопить в Сене. Оружие – главное доказательство.

– А разве не свидетели? – перебила меня Наташа. – Кто-то в ресторане мог нас запомнить. Тем более, мы говорили по-русски. Как говорят – круг сужается.

– Вполне возможно, – пожал я плечами. – Молодые мужчина и женщина, говорившие по-русски, а что еще? Таких парочек в Париже – тьма. Первые три дня полиция станет рыть носом землю, потом все утихнет. Как правило, в девяноста случаях из ста преступления раскрывается по горячим следам – то есть, сразу. Убийца женщина, стало быть, главная версия сыщиков – преступление на почве ревности. Станут вскрывать все связи покойного, искать обманутых женщин в его окружении. На всякий случай перетрясут местных сутенеров, проституток. Лаврентьев не депутат, не генерал и даже не адвокат, покамест даже не гражданин Франции, чтобы тратить на него время, а в Париже каждый день кого-нибудь убивают. Дня через три-четыре искать перестанут. А с течением времени раскрыть подобное убийство можно только случайно – если мы сами начнем хвастать направо и налево. Правда, есть одно слабое звено… – Я взял паузу, а Наталья от нетерпения принялась дергать меня за рукав. – Владимир, не томи!

– Слабое звено – наша хозяйка.

– При чем здесь мадам Лепети?

– Я уже обратил внимание, что наша хозяйка любит читать бульварные газеты. Дело похвальное, но она начинает чтение с последней страницы, где объявления. А у французской полиции есть обыкновение помещать среди объявлений свои ориентировки.

– Ориентировки?

Ну вот, опять прокол. Термин войдет в употребление гораздо позже, после Великой Отечественной войны. Придется разъяснять.

– Ориентировка – тоже своего рода объявление, только о розыске подозреваемых. Там их приметы, могут еще и рисунок поместить, фотографию, если есть. Теперь представь себе: читает наша хозяйка газету, а там бац – объявление. Мол, полиция разыскивает мужчину и женщину, лет тридцати, роста среднего, особых примет нет, одетых так-то, с высокой долей вероятности – русских, подозреваемых в убийстве героя Великой войны, кавалера Военного креста. У нашей хозяюшки в мозгу – щелк, а где же были мои постояльцы в момент убийства? Она идет к телефону, набирает номер полиции. Здесь, конечно, шанс небольшой, но он есть.