Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

— Не знаю… Не знаю, — Прохор задумчиво потер подбородок. Поднялся и обошел кругом попутчика. Осмотрел его в анфас, в профиль. Задумался. Почесал затылок.

— Не кручинься, паря… В Москве Воронцовы-то все на виду. Фамилия — ой, какая известная. Тут надо подумать, крепко подумать, что ты за птица.

Низкое вечернее солнце пробивало мелкие слюдяные оконницы, расцвечивало их переливами красного, бурого, зеленого, серого. Переливистые лучи мазали потолок и стены случайными пятнами. Блики и волны света искажали очертания, скрадывали размеры.

Уже больше часа Прохор и Алексей сидели в придорожной харчевне, в которую зашли поужинать, остановившись на ночлег. До Москвы осталось менее суток езды. Ночевать в поле путешественником не захотелось, поэтому они решили устроить трапезу и переночевать в нормальных условиях. Путники успели поесть, попить и сейчас вели разговоры на разные отвлеченные темы. Правильно будет сказать, разговор вел Прохор. Алексей молча сидел и угрюмо слушал повествования о «раздольной купеческой жизни». Молодецкое состояние вернувшееся к Рязанцеву «кипело» и будоражило кровь. Оно бурлило и требовало от вояжера размаха, событий. А тут… кроме скучных, медлительных, заунылых рассказов о знакомых Коробейникова, ничего глобального больше не происходило.

— Драку бы кто-нибудь устроил, что ли? — Алексей с тоской посмотрел по сторонам. — Всё хоть развлечение, в этом забытом богом месте. — Странник потянулся. — Я даже готов помочь местным приятно провести время. — Он сцепил пальцы на руках. Выгнул ладони. Потянулся. Подвигал плечами. Покрутил головой. Оценивающе посмотрел на широкие лавки и тяжелые деревянные столы, на пузатых дубовых ножках, одиноко стоявшие вдоль стен. Решительно вздохнул и с интересом начал рассматривать посетителей харчевни. С левой стороны, у стены харчевни двигались челюсти, чавкали рты, хрустели кости, сыпались крошки, проливалось питье — в безмолвной решимости едоков чудилось ожесточение. Гости молча ели, пили. Объяснялись между собой лишь в случае крайней необходимости — передать, что или подвинуть, да и то вели переговоры больше мычанием.

Справа от него люди напротив громко галдели, смеялись, переглядывались, снова срывались в хохот, глядя на веселые лица своих товарищей.

Внезапно у Рязанцева сильно зачесался левый кулак. А потом ещё сильнее правый.

— Ну, вот и народная примета… К мордобою и деньгам! — путник вскинул голову, внимательно осмотрел барную стойку. Перевел взгляд на соседние столики. — Даже кому-то крупными купюрами достанется. Вон, как раз — два здоровых мужика сидят. Лыбяться и пьяными глазами на всех смотрят. Видно тоскливо им как и мне… А душа требует праздника! Так, нужно срочно организовать какое-нибудь развлечение.

Алексей повернулся в сторону незнакомцев. Внимательно осмотрел их. Оценил возможности бойцов на силу, умение, алкогольное состояние. — То, что нужно… — странник принял решение и начал подыматься.

— Нужно кому-то срочно от кого-то передать «пламенный привет». Вот, например от того «бугая» мирно спящего за столом. Да! Нельзя столько «принимать на грудь». Тем более перед дракой. Хотя… Нет! Двое на одного — это не интересно. Не по-спортивному, — затейник остановился на половине пути. Снова уселся на табурет. — Как-то мелковато. Жаловаться потом начнут… — поединок не засчитают… Скажут — подстроено. Ладно — пусть скучают дальше!

Скиталец перевёл взгляд на входную дверь. Оценил её надежность. Поглядел на присутствующих у противоположной стены харчевни.

— Лучше, тому… Задиристому помещику. Который с охраной сидит у окна, — забияка принял новое решение. — Как он на всех вызывающе смотрит! Как орет на крестьян. А что? Устроить революцию. Выступить за обездоленных. — Алексей задумчиво почесал нос. Глубоко вздохнул и медленно выдохнул воздух. — Не… Дворянство обидится. Крестьянство не поймет. А мне потом придется декреты писать, землю делить… А оно мне надо?

Неудачливый балагур повернул голову в другую сторону и начал оценивать галерку заведения.

— Интереснее всего будет привлечь к разборкам, вон ту, группу ребят — бандитской наружности. Они сидят в самом углу и подозрительно сильно шумят? Музыка громко — гусляр надрывается. Ироды! Совсем несчастного парня загоняли. А можно вести себя потише? Вояжер встрепенулся. Довольно потер ладонью колено. Радостно сжал кулаки. — Да!.. И время уже ближе к одиннадцати. Никакого соблюдения норм соц. общежития. А бабушки соседки с верхних этажей уже жаловались… И сосед снизу заходил. Стучат грит по полу — нехристи. Люстра от них вместе со шкафом шатается… Жизни от изуверов — никакой.

— Решено! С них и начнем! — «Борец за порядок» поудобнее уселся на табурете. Положил ногу на ногу. Начал барабанить пальцами по столу. — Подойду как всегда… Мило улыбнусь… Скажу вежливо… Молодые люди, а вы знаете… Вон, тот, «скромный юноша в роговых очках», мирно дремлющий от усталости за «партой» назвал вас «безобразниками и фулюганами». И более того всех вас, ваших друзей, знакомых и родственников сравнил с лошадиными какашками. — Рязанцев улыбнулся мило, по-доброму, про себя. Вот, так — всё просто…

Алексей мысленно получив все разрешения и согласования от контролирующих органов и организаторов боёв без правил, прислушался к разговору потенциальных жертв. Осталось только найти повод, чтобы подойти и начать склоку.

Прохор отвлек мирного посидельца от разработки гениального плана.

— Что-то ты не весел, Ляксей? Али вино тебе кисло? Или еда не по нраву? Может быть ещё, что? Хочешь, гусляра позову? Песнь споет душевную, — купец попытался разговорить Рязанцева.

Да, драка на время откладывалась…

— Ну-у, иди… Зови, — путник произнес с кислой физиономией убитого скукой и нарзаном страдальца.

Через долгие пять минут откуда-то из-за соседних столов выплыл гусляр. Музыкант не торопясь скосил глаза на икону божьей матери, освещенную желтоватым огоньком лампады, прошептал несколько слов молитвы, перекрестился, покашлял в кулак, выбрал свободное место напротив путников, сел. Он пристроил на коленях гусли и, склонив набок белоснежную голову, стал проворными пальцами перебирать струны, напевая скороговоркой:

…Это была не то песнь о вещем Олеге, не то о князе Игоре, не то еще о каком горе — злосчастье от которого все благополучно погибли. От такого пения у путешественника заныли зубы. И в носу зачесалось так, что захотелось чихать.

— Слушай, Прохор, а повеселей в его репертуаре — ничего нет? Ну, там… Тили-тили? Трали-вали?