Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

«Благородный разбойник» с раздражением заехал ногой по крыше кареты, затем нагнулся к засыпанным путникам и громко закричал.

— Эй, вы! Басурмане проклятущие, козий чертополох! Я — вам ничего такого не сказывал! Ни про деньги, ни про флажок. И вообще, вы по-нашему не разумеете. Ясно!

Переговорщик огляделся по сторонам, стал выискивать недоброжелателей. Обратился к заваленным затворникам. — Смотрите у меня! — Он погрозил им кулаком. Свернул «задиристую» фигу. — На-кусь выкусите, вам, а не вызволение!

Активист в сермяжном зипуне быстро спустился со снежной кучи. Отряхнулся от снега. Лихо задвинул шапку набекрень. — Эх, накрутим хвоста окаянным немчинам. Так, братцы, давайте лучше подумаем, как будем убивать их. Я страсть как люблю вести споры про всякие казни, пытки и всё такое. — Я, вот, что предлагал намедни…

Мужики с деловым видом положив лопаты на снег, встали в кружок и как ни в чем не бывало стали обсуждать «свои скромные дела».

— А чего тут думать, давайте их водой ледяною зальем, сразу же предложил чернобородый гигант в овчинном полушубке. Он громко перебил последнее предложение Тришки. — Я видел прорубь, тут недалече. Ведра у нас есть. Дырку в крыше пробьем, да зальем их водицею студеною. Часа через два — три сосульками станут.

— Нет… — Тришка протянул недовольно. — Так дело не пойдет! Лопни мои глаза — живот прах возьми. Эточа дельце хлопотно и долго… Уморимся, как лошадя в пахоту: Нужно к речке бегать. Водицу таскать. Ждать когда немчура окочурится. Это жа, так, Кузькина Матрена, мы прокопаемся до позднего вечера. А хочется-та побыстрей… — Спорщик красноречиво развел руками. — Давайте лучше обсудим, догаду которую я вчерась умыслил…

— Трифан, щуплый дрын! Чево застрял, дубина! Поменьше мысли, поболе дела, — Ванька Разбойник недовольно сдвинул брови. Злобно оскалился в сторону худобородого болтуна, красноречиво показал ему желтые зубы. Мотнул головой в сторону проруби. — Хватит рожу воротить! Разворачивай лапти, хватай ведра, да бегом к реке!

Затворники из снежной темницы услышали, как подошла ещё одна группа людей.

— Здорово крещеные, — прозвучал низкий голос. — Пошто, тут копаетесь? У нас с вами дел — непочатый край… А они перерыву устроили.

— Да, вот мыслишки кидаем, чаго с немцами делать? — бригадир снегозакидочной группы произнес тягуче на распев.

— Да, пес с ними! Давайте удушим их дымом, — чернобородый мужик «с ходу» внес дельное предложение. — Токмо я так разумею… — Разведем костер вокруг кареты. Покидаем туда сырых веток. Дыма внутря нагоним. Они быстро удохнут от него.

— Ну, вот! — «любить острых рассказов» в зипуне вовремя затряс пустыми ведрами, привлекая к себе внимание. После чего стал недовольно критиковать «свежие идеи» коллег.

— Сгори моя изба, сгинь последняя животина! Этоть, что опять полдня ходить-бродить по лесу? Топориком махать? Молоденьки ветки рубить, таскать их к карете?

— Охо-хо, недовольно запричитал Трифан. — Окаянная эта работушка. Даже ноги дрожжат чёй-то. Язык и тот не ворочатся, хоть и не робил им. Я вот, что все-таки мыслю…

— Тришка, рас тудыть твою шапку через лошадь в огород! — главарь выругался и замахнулся на «генератора идей» лопатой. — Перестань языком трепать! Немедля бросил ведра, схватил топор и метнулся рубить ветки.

— Ладно — ладно, — несостоявшийся неформальный лидер, смущенно опустив голову, побрел в сторону леса. — Я завсегда так — как ватажка решит, так и буду делать. Хотя мое предложение было самое дельное.

Вдалеке донесся топот копыт. К «работягам» подъехал всадник.

— Ванька, мать твою за ногу! — Он сразу недовольно начал высказывать атаману. — Пошто, вы тут скрытничаете?

— Вон, немчуру перевоспитываем. Развлекаемся.

— Какое, к чертям собачьим развлечение? — конь приезжего недовольно «пританцовывал». — Тебе ведомо, что через час КАРАВАН!!! появится, как с крыши свалится? А у тебя — лиходея, дорога до сих пор не чищена. Ох, Ваня! Не балуй! Допрыгаешься ты со своими соколиками — душегубами — пожалуюсь я Пехоте на тебя. Вспомнит он все твои разбойные выходки. Так вспомнит, что мало не покажется! Давай, бросай все развлечения. Делу время, потехи час. Быстро доделай работу, а потом безобразничай сколько душе угодно. Оставь иноземцев на время. Флажков нет. Страховки нет. Всё равно к вечеру окочурятся.

— Эй, русс! Велл! Хорош мужик! — жалобно донеслось из под снега. — Ми, это… как этто… по-вашему… согласен платить… мани… флажок… покупать — только откопай… оупен… сноу… Плиз.

— Двь… — Иван поперхнулся. Сделал паузу, прочистил горло, а затем обернувшись в сторону закопанных, весело на весь лес прокричал. — Три гривны!

— Окей. Согласены… Есс… Фри… Мани… Гуд!

— Видишь, я был прав? — всадник не прекращал выражать недовольство, торопливо обратился к атаману. — Уже согласны. Так, что подождут твои пленники — никуда не денутся. Ванька, торгаш ретивый, быстро бросай все дела и немедля выгоняй мужиков на дорогу. Время не ждет — караван скороча. Так, что не буди лихо. А с этими потом разберешься.

К удивлению иностранцев разбойники, бросив свою добычу, схватили лопаты и с остервенением начали чистить дорогу. Через час сквозь небольшую щёлку в окне они увидели длинный караван, который на большой скорости двигался в сторону неизвестной деревни. На каждой повозке был прицеплен оранжевый флаг. Звонко звенели бубенчики. Возницы громко покрикивали на лошадей. Дополнительно возле каждой телеги скакали всадники в оранжевых жилетках. Саней было много. Тати растянувшись по дороге в цепь, словно почетный караул замерли — «охраняя дорогих гостей».

А еще через час, заплатив шесть гривен и нацепив два оранжевых флажка — по одному с каждой стороны кареты, «счастливые путешественники» охраняемые СТРАХОВКОЙ «от всех бед и напастей», «с двумя степенями защиты» продолжили свой путь по намеченному пути.

Ранее, зимнее утро в Москве. Солнце ярким блеском отражается от крыш, прикрытых толстым слоем снега. Он искриться и набухает высокими шапками на всех крылечных выступах, на маковицах церквей, на деревьях и зубцах Кремлевской стены, на вывесках торговых балаганов и шалашей, на острых прорезных кровлях боярских теремов. Громко, по-молодецки, с переливом звонят колокола собора Михаила Архангела. Эхом им отзывается башенный бой Фроловских часов, а вслед за ним заливаются веселым, грудным перезвоном тысяча серебряных голосов множества колоколов московских церквей, часовен, монастырей. Высоко поднимают свои главы православные храмы. Ярче всех выделяется затейливый собор Покрова Богородицы.

В Китай-городе, самой заселенной части стольного града, просыпается торговый люд. Дома, те, что стоят недалече от стены, толстозады, лупоглазы. Слюдяные оконца, хвастливо подняли гребешки крыш, а на наличниках, карнизах узорчатая резьба, разукрашенные петушки, маковки. Сдобно пахнет хлебным дымком: топят печи.