Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

— Нет. Не в шахматы, — «дорогой гость» сделав доброе лицо, честно признался хозяину дома.

— Вот и ладушки, — караванщик обрадовался и с удовольствием потер ладони.

— Дались ему эти шахматы, — весело пронеслось в голове у молодого игромана. — Как будто других интересных игр не существует. Особенно азартных… Особенно на деньги!

— А вот как жить и, что продавать? — путешественник, подражая купцу, потер рукой подбородок. — Хороший вопрос? — Он задумчиво оглядел дом и дворовые постройки купца. — Хотя… Утро — вечера мудренее… — Будущий коммерсант успокоил себя и Прохора. — Пробегусь раненько по базару. Посмотрю, чем торгуют. Что есть в продаже — чего нет. Узнаю, что — почем. Сравню с нашими ценами. Проанализирую курсы валют… А там — видно будет.

— А то и верно дорогой гость, — Коробейников кивнул в знак согласия. — Пошли, отужинаем.

Первым делом, после ужина «Званому гостю», по славной русской традиции, решили показать достопримечательности купеческого дома. Вкусная еда и хорошее настроение создали позитивные мысли в голове путешественника. Его романтическая натура красочно, в режиме онлайн начала создавать «скромный» репортаж о себе любимом с места событий…

— Завтра в московской, утреней прессе читайте заметку о купце Коробейникове. Именно, ему, выпала честь, разместить у себя Высокую, иноземную делегацию в составе… — яркий образ папарацци ваяющего очередной репортаж «создался» в голове Рязанцева. Он представил перед собой настоящего профи-корреспондента в больших, во всё лицо очках, в зеленом берете, длинном вязанном оранжевом шарфе, пестром свитере и двумя (Нет лучше с тремя) фотоаппаратами за плечами. В руках «дока» держал большой блокнот с ручкой, под мышкой был, засунут микрофон от старого советского магнитофона «маяк» висевшего на плече.

— Нет, не то… — пришелец раскритиковал себя любимого за скромность подаваемого материала. — Нет, должного размаха! Как то, скромно, серо, буднично освещается великое событие… Опять, этот талантливый малый, скромно описал мою выдающеюся персону…

— Лучше так… — барабанная дробь пальцами по столешнице витиеватого столика попавшегося на дороге. — И снова, первые страницы модных, глянцевых журналов посвящены, торжественному приему известного заморского путешественника, купцом Коробейниковым. Во время праздничного ужина состоялась светская беседа о заграничной политике. Были затронуты вопросы об инвестициях заморского капитала в… — Странник задумался и взял паузу. Свежих идей, куда вложить солидные иностранные деньжища, в голову пока не приходило. Да и самих денег не наблюдалось тоже.

— В общем… — обозреватель возразил сам себе. — Инвесторы, пока не определились. Они ещё думают. Ходят — смотрят — куда бы вложить… Алексей задумался, взял небольшую паузу. — Давайте лучше укажем другое… Поговорили о возможном слиянии московского купечества с… около… после… наверно… и обязательно… — В голове у «бульварного профессионала» приносились строки статьи освещавшей события его «триумфального пребывания» на московской земле. — Да, именно так! И это гораздо лучше, чем во всех предыдущих вариантах…

— Ляксей, глянь-ка туда — видишь ружье висит, на стене? — Прохор перебил репортаж знатной особы с места событий. Указал на здоровенную фитильную аркебузу. — Мне его подарил Коровин Савва Лукич. Как раз на последние аменины. Сказывают, что оно принадлежало султану Ургену ибн Машмуду из ханства Хива. Он с ним охотился на диких зверей. На нем даже царапины от охотничьих забав имеются. Эта… — горного льва завалил. Вот… — дикого вепря. А это от бешеного кабана отметка осталась — Прохор похвалялся, указывая на огромный экспонат, что висел на стене.

Рязанцев подошел к ружью, висевшему на бревенчатой дубовой стене и внимательно осмотрел его. Непохоже чтобы с него стреляли. Раскрашенный, гигантский сувенир, на котором были царапины, весил килограмм тридцать.

— А Машмуд-то? Могучий мужик был! Не меньше Шварцнегера… — Он представил железного Арни — султана бегущего по лесу за белками с ружьем… (Чуть было не подумал с бревном). — Айл би бэк детка. Бах… Бах… Бах… Ш-ш-ш… — Такой серьёзный мужлан в очках и кожане.

— Чувствуется рука великих мастеров Востока… У нас такого не делают! — значительно произнес найденыш. Затем он перевел взгляд на довольного коллекционера. — Серьезная… вещь — заграница! — Рязанцев воодушевленно продолжил и, закатив глаза, показал свое восхищение зарубежными военными технологиями.

— Эта чаша из Византии! — Прохор, важно заложив руки за спину, продолжил мини экскурсию по своему дому. — Сказывают, мол, была она любимой посудой амператора Юстиниана. Больше всего на свете она была люба ему. Он берег её пуще всего на свете. Пылинки сдувал. Всем друзьям, да подругам показывал. Пуще того — не хотел расставаться с ней, даже во время ночных забав. Но, потом горе-беда учинилась… — была украдена злыми ворогами империи. Юстиниан так опечалился, что заболел и покончил жизнь самоубийством. — Купец внезапно замолчал. Затем, зашевелил губами, что-то считая в уме. — После, годков на триста — пятьсот, чаша пропала. Покуда мной не была найдена и куплена у неизвестного персидского купца, — Прохор рассказывал трогательную историю, с обожанием глядя на редкий музейный экземпляр.

— Наверное, — странник скептически размышлял, глядя на обычный ночной горшок. — У этого купца ещё несколько таких было припасено под прилавком — только с перламутровыми пуговицами. А вообще чаша — как чаша. Но реклама неизвестного перса — очень хороша.

— По-моему, у меня в гараже, где-то такая же валялась. — Рязанцев сделав печальный взгляд, с состраданием осматривал достопримечательность. — Даже чуть лучше и поновее… Точно! От старого хозяина по наследству досталась! Никак руки не доходят выбросить на помойку. А теперь оказывается она из Византии… Украдена противными ворогами… Да у меня таких «ночных сокровищ» если хорошо в старье покопаться… — вагон и маленькая тележка!

— Ох, грехи наши тяжкие! — купец вытер рукавом со щеки набежавшую слезу. Шмыгнул носом. — Вот, и скажи, Ляксей, как жить? Стоит ли верить близким, друзьям? Когда варварски разбивают самое любимое и дорогое, — Коробейников благосклонно продолжал рассказ о своем экспонате. Смахнув внезапно набежавшую слезу, он пошел дальше.

— Эту картину, по-моему… подарил мне купец Котейкин Иван Ильич, — Прохор остановился возле большого полотна. — Ну, да! Вот, отметка.

На холсте в позолоченной раме был изображен мужчина с суровым взглядом, пышными усами и длинной черной бородой. В огромных, серебреных доспехах он важно восседал на коне.