Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

— А другим, что? — синеглазый плейбой поторопил хозяина кабинета с ответом.

— Для других — черная метка… Чаще всего, билет на тот свет!

— Оуу? — неподдельно удивился новоявленный партнёр, хорошо рассмотрев драгоценность. — А за какие заслуги меня включили в состав группы «Другие»?

— Потому, что тебя никто не знает! — хозяин кабинета гневно поднял на махинатора холодные, черные как антрацит глаза. Ты шарлатан и мошенник! — квадратная физиономия мафиози побагровела, на седых висках выступили вены. — Появился ниоткуда. Назвался чужим именем и хочешь впарить, мне!!! подозрительные камни! Причем как выяснилось, безумной дороговизны и величины.

— Так, что мистер Джеймс Бонд! — он осклабился и кровожадно провел пальцем по горлу. — Ночью, в подвале, мои ребята сдерут с тебя кожу, а уж потом выяснят: кто ты такой и откуда у тебя алмазы?

— Взять, его живо… — он не успел до конца произнести команду своим бультерьерам, как пришелец мгновенно вскочил с кресла, волчком перекатился через стол и прыгнул в объятия седовласого мафиози.

— Придется нам познакомиться поближе! — в одной руке у него был крепко зажат старинный испанский медальон, второй он тянулся к горлу бандита.

Сзади на него, толпой навалились охранники. Стали жестко отрывать неизвестного от жертвы. Пришелиц лихо отбивался, пинался, забористо ругался на неизвестном языке. Внезапно под копошащимися в куче людьми, в полу, образовалась огромная, темная воронка. Она, не спеша, как в замедленном кино, сытно чавкая, заглотила людей в бескрайнюю бездну времени.

Воздух внутри помещения был спертым, в нем ощущались резкие запахи протухшей стоялой воды и испорченных продуктов. Кругом всё было заставлено мешками, ящиками и бочками.

— Ральф? Бенджамин? Каллаган? — Сайман Хьюго пришел в себя в тёмном, обширном, раскачивающемся помещении.

— Где этот проклятый ублюдок Бонд? Ответит, кто-нибудь? Эй, куда все подевались? Что вообще, черт возьми, происходит?

Пробравшись вслепую между непонятными предметами, Сайман на ощупь нашарил дверь в переборке, вылез и очутился на трапе, ведущем наверх. Поднялся по лестнице, выглянул наружу. Огляделся вокруг…

Гордый красавец галеон «Себастьян де Базан» с пышной громадой белоснежных парусов, округлившихся под свежим попутным ветром, величаво, как и подобает «знатному кабальеро», пробирался сквозь плотные заросли морских водорослей, носивших название «саргассы».

Океан лежал молчаливый и спокойный, и лишь мелкая зыбь, отголосок недавнего шторма, небольшой рябью пробегала по его поверхности. Свежий ветерок весело посвистывал в вантах и огнем колыхал на флагштоке желто-красное полотнище.

Сайман удивленно пробежался взглядом по деревянным частям корабля: Палубе, бортам, надстройкам, старинным пушкам: Их вороненые стволы блестели на солнце, станки были покрыты, свежей краской, а удерживающие их снасти тщательно закреплены. У каждой мачты деревянные стеллажи со старинными мушкетами, а возле пушек картузы с порохом и плетеные корзины с ядрами. Матросы в непонятной одежде споро бегают по реям и проходам. Что-то громко кричат на испанском языке…

— Эй, парни? — дружелюбно произнес мафиози, едва отошедший от межвременного перехода. Он улыбнулся, обнажив белые зубы — Вы, что, черти? Кино снимаете?

— Ола! Мальдито сэа! Диабло! — кажется его заметили.

К Хьюго подбежали актеры (скорее всего массовка), режиссёр, сценарист, осветители. Почему-то все были одеты в старинную одежду. (Наверное, потому, что исторический фильм!) Громко загоготали используя старинные слова и выражения. (Про Колумба, что ли снимают?)

Рабочие кадра толпой навалились на Хьюго, попытались заломить руки за спину. (За кого они меня здесь принимают?) Сайман начал сопротивляться. (Он уважаемый человек, мафиози и не подписывался на такие идиотские приключения!).

— Амиго? В этом клоповнике, кто-нибудь говорит по-английски? — Хьюго от души врезал самому крикливому из массовки.

— Комрады! Я не черта не понимаю, о чём вы тут щебечите! — гангстер заветрелся волчком. (Еще бы, в недалёком прошлом он был довольно неплохим боксёром.) Удачно нырнул под один удар, отшатнулся от второго, профессионально ушёл от третьего замаха.

— Черти, да сколько же вас? Кстати, а где этот самозванец, Джеймс Бонд? Это он, затащил меня, в это дерьмо!

Какой-то особо противный актеришка, явно из второго состава, видать новичок в синематографе, желая выделиться и попасть на главные роли, подло и незаметно подкрался к Хьюго сзади. (Самбоди!!! — такой нехороший человек!) Ударил чем-то тяжелым по голове, скорее всего рукояткой кинжала.

Раздетого по пояс Саймана привязали к мачте. Бесцеремонно окатили забортной водой. Причем подобную процедуру повторили трижды, прежде чем туман перед глазами гангстера рассеялся и он приобрел способность более ясно различать окружающие предметы.

— Буэнас тардес, ихо де ла пута! Кэ ле паресе, эль идиота! — зазвучали обидные высказывания над его головой.

Пленник очнулся. Мутным, расплывающимся взглядом осмотрел двух людей стоящих перед ним. Позади них, в нескольких шагах, выстроилась шеренга солдат. Все в одинаковых кожаных колетах в стальных шлемах, с алебардами в руках.

— Послушайте, — Сайман хриплым голосом начал свое гневное повествование. — Проклятые латиносы! Не знаю, какое кино снимаете? Но, вы не понимаете, кого схватили! Вы все, покойники! Где, этот пройдоха назвавший себя Джеймсом Бондом? К чему это маскарад? Скажите ему, что он не получит и рваного доллара за алмазы! Чего уставились? А ну, быстро развязали меня, пока я вас всех на ремни не порезал!

— Отец мой, — произнес высокий человек с красивым лицом, что был в костюме из темно-бордового бархата. На шее у него висела тяжелая золотая цепь и огромное пышное жабо. Густые усы благородного дворянина отливали серебром, словно шкура песца. В глазах, окруженных тонкими морщинками и упрятанных под мешковатыми веками, светился ум и спокойствие.

— Что скажете об этом любопытном человеке? Откуда он взялся на моём корабле?

— Ах, дон Альваро! — глухим, низким голосом ответил второй, одетый в долгополую монашескую рясу, подвязанную вместо пояса обыкновенной веревкой. Черный капюшон прикрывал его голову, но не скрывал лица. Всё в морщинах, овальное по форме, оно словно излучало ужас своей худобой, голодным, алчным выражением и диким пылающим взглядом черных пронзительных глаз. Кожа так плотно обтягивала лицо святоши, что можно было предположить, будто она подобно маске покрывает лишь кости черепа, мясо на которых давно сгнило. На груди каноника висел знакомый — для кого-то счастливый, серебреный медальон.