Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

Через два-три-четыре дня. В доме одной несчастной влюбленной особы.

Солнце медленно опускалось за резные крыши московских усадеб и теремов, попутно озаряя вечерним багрянцем кремлевские башни и купола церквей. Вечерняя заря потухала и багровыми полосами тянулась, отсвечивая через всю опочивальню, сквозь приоткрытые слюдяные оконца. В комнате постепенно темнело, но все багряней становились полосы от окон. Они помаленьку меняли цвет от ярко розового до темно-фиолетового, попутно подымаясь к самому потолку.

Этим вечером как впрочем, и всеми предыдущими Настя много думала о своем желанном. Девичье сердечко истосковалось от одиночества, изболелось!

На серые стены светелки все ярче падал мягкий свет от лампады и свечей стоявших у иконы. Сладко пахло топленым воском. Красавица задумавшись сидела на кровати, не спеша накручивала волосы себе на ладонь. Она представляла своего любимого в ярких, разноцветных тонах: Брови соболиные, очи зоркие, сам орел. — Глаза девушки заволокло поволокой романтического тумана.

— Он самый лучший! Самый хороший! Так бы и полетела к нему! — живые очертания незнакомца не покидали головы кудрявой красавицы. — Вот он в образе могучего, былинного героя в блестящих доспехах подъехал к ней на вороном коне. Тепло улыбнулся. Нежно поднял её. Взял на руки. Девушка радостно прижалась к груди красавца.

Внезапно страдалица вспомнила встречу с незнакомцем в церкви. В её голове возник образ соперницы.

— И что он нашел в этой тощей, запечной выдерге? — она воскликнула и недовольно надула щеки. — Такая напасть пришла! У неё, ведь «ни кожи ни рожи»!

Настя мысленно сравнила себя с конкуренткой. Перечислила все её достоинства. Потом оценила свои. Расстроено вздохнула. По всем показателям она проиграла. Противница была ярче и привлекательнее. И будь Настёна на месте любимого — то, конечно же, выбрала эту наглую бесстыдницу.

Затем она подумала, что скорее всего много девичьих сердечек разбилось об умные и голубые очи обаятельного незнакомца. И наверняка у него есть кто-нибудь на примете… И скорее всего он даже повенчан… А может быть и женат… И наверное даже несколько раз… И детей у него больше семи…

От этих печальных мыслей девушке стало плохо. Настроение у неё изменилось. Она начала убеждать себя, что никто ей не нужен. — Лучше всего — быть одной на белом свете! Ведь это так замечательно когда ты одна и всё для тебя!

Обида и переживания несчастной усилились. Грудь под белой, длинной до пят рубашкой, «стали колоть иголки». Зрачки от переживаний то расширялись, то сужались. Постепенно страдалица дошла до крайностей в своих рассуждениях…

— А лучше всего… Отречься от всего земного… Уйти в монашки! Провести остаток жизни в покаянии и молитвах… И пусть они все страдают от своего жестокосердечия, видя её неземные мучения!

Завершая круг раздумий, девушка обвиняла себя в том, что она самая одинокая и несчастная в этом злом мире. Да ещё в придачу ко всему — страшная и некрасивая. И поэтому её никто и никогда не полюбит. Она обессиленно откинулась на пуховые подушки, закрыла глаза. — А этот синеглазый красавчик конечно же выберет другую!

Долгий — предолгий вздох разочарования. — Уж лучше утопиться в колодце, чем жить с сознанием того, что ты уродилась дурнушкой.

И такие размышления продолжались до самой ночи. Юное создание, переходя из одной крайности в другую, изводила и накручивала себя тяжелыми мыслями. Натертый нос и заплаканные глаза, вместе с глубокими душевными переживаниями долго не отпускали красавицу в царство Морфея. С трудом задремав под утро, даже во сне она продолжала звать и отталкивать его от себя.* * *

— Любит… Не любит… Любит, — томно прозвучал еле слышный вздох девушки, сидящей на лавочке в саду. Прошептав что-то понятное только себе, она повертела цветком, глубоко вздохнула. — Не любит… Любит! — Настя оторвала последний лепесток ромашки и долго смотрела на него. Выпустила из рук. Налетевший ветерок подхватил его и резво унес в сторону тенистых зарослей кустарника.

В небольшом, ухоженном саду было тихо и прохладно. Как бы ни был жарок летний день, сквозь густую заросль парка лучи проникали внутрь с осторожностью, и будто с любопытством заглядывали в это закрытое от чужих глаз зеленое царство. От душистых трав и цветов, от кустов бузины, жасмина, смородины веяло свежим ароматным запахом.

— Настёна, ладушка, — вот ты где, — тетка Матрена подошла к влюбленной неизвестно в кого страдалице, печально сидевшей под навесом в деревянной беседке. — Идём в дом. Сваты скоро приедут… Надо подготовиться, собраться. Платье новое одеть…

— Опять? — девушка ехидно сморщила носик. Румянец засверкал на её щеках, губы сделались ярко-красными, а её чудные глаза стали темнее и глубже. — А впрочем, коли так — хоть какое-то развлечение от скуки. — Настёна показательно вздохнула. Замахала длинными ресницами, а затем задорно рассмеялась. — Ах, у меня, этих женихов было — целая куча! — Молодушка беспечно махнула рукой и, в её лукавых глазах возникло выражение задора и хитрости.

— Одним больше — одним меньше… — даже соседи не заметят. — Она вытянула указательный палец на руке и начала им махать, приговаривая. — Пусть завтра приходят… или через неделю. Сегодня у меня нет настроения!

Красавица вытянула из букета очередную ромашку. Задумчиво посмотрела на неё. Покрутила в руках. — Надо попросить папу, что бы он снова указал гостям на порог! Прошлый раз они так смешно дверь закрывали — спиной. — Озорница защебетала весело. — Он постоянно говорит, что плохой жених — хорошему дорогу указывает! Вот и пусть эти сегодняшние снова будут — плохими!

— Не думай так, солнышко! — воспитательница расстроено покачала головой. — Не откажет он им! Люди сказывают, сам Иван Шуйский к тебе сватов засылает.

— Чур, меня! — девушка резко встала со скамейки. Её настроение вмиг изменилось. — Чего, вдруг? Он толстый и не красивый! Настя бросила цветы на траву и, продолжая рассуждать, пошла в дом. — И глаза у него злые. Да и не нравиться он мне, телепень неуклюжий!

— Ходят слухи, старший сынок Шуйских давно на тебя засматривается! — рассуждала Матрена, двигаясь позади юной затворницы. — И большое приданное обещанное за тебя им лишним не будет. К тому же, сама посуди, — древний род… С давних пор с царями в родстве!

— А если я ему не понравлюсь? — Настя с надеждой печально посмотрела в оконце. — И… он возьмет и откажется от меня?

— Ахти-светы! — всплеснула руками Матрена. — Как же! Вразуми, тебя Господи! Откажется он — кобель проклятущий, от сахарной косточки? — Рассказчица остановилась и поправила платок на голове. — Сваты судачат, третий день к нам собираются. Да всё никак добраться не могут.