Евгений Юллем - Правь. Книга 1. Наследники рода Воронцовых

— О, господин Савельев, мой давний оппонент! — довольно осклабился купец. — Прошу вас, прошу!

— Ну все, Савельеву этот червонец и достанется, — вздохнул Мишаня.

— Что так? — спросил я.

— Он бывший жандармский офицер и превосходный стрелок из пистолета. Настолько хорош, что Высочайшим соизволением ему запрещено принимать участие в дуэлях под страхом пожизненной каторги.

— Наган, господин Савельев?

— Детская игрушка, Ваша Степенность, — скорчил рожу бывший жандарм. Впрочем, и корчить-то было не надо, и так неприятная, да еще эти мерзкие усики. — Я признаю только серьезный калибр.

Савельев взял «Кольт», осмотрел его, вынул магазин, два раза передернул затвор и сделал контрольный спуск. Профи, однако. Такая привычка у многих, у которых он на постоянном ношении — при запарке можно не вынуть магазин и дослать патрон, а потом сделать контрольный спуск не вхолостую Дед рассказывал, как один водила из вспомогательных служб после двух суток на ногах без сна, сопровождая кортеж ЕИВ, сначала передернул затвор, а потом вынул магазин. Пуля гуляла рикошетами по залу, пока не угодила точнехонько в стационарную радиостанцию.

Савельев с хлопком, лихо, загнал магазин и встал в типичную жандармскую стойку, согнув правую руку в локте и опустив его вниз. Ну это на любителя, я так пробовал — мне не понравилось. Да и руку надо иметь сильную — кольт лягается как лошадь, отдача мощного американского патрона ого-го.

Впрочем, это видимо не про стрелка. Тяжелый пистолет в его руке даже почти не дрогнул при выстреле. Бам! Бам! Бам! Уши надо тоже иметь железные, даже на открытом воздухе эта пушка глушит.

Отстрелявшись, Савельев вытащил опустевший магазин и с ухмылкой глянул на купца. Я посмотрел на мишень — силен, черт! Все пробоины легли в черный круг.

— Пожалте, Ваше Благородие! — купец протянул ему монету.

— Может, кто-то еще хочет попробовать? — Савельев с неприятной ухмылкой оглядел присутствуюших. Тут его взгляд остановился на мне. — Например, наш герой, господин Разумков?

А что, я могу. Правда, есть огромный риск спалиться и вызвать неподдельный интерес жандармской морды. Только если ему поддаться…

— А можно я? — внезапно подала голос Анька. — А то муж стесняется.

— Куда, дура, лезешь? — прошипел я. — Палиться вздумала?

— Ну если ваш муж стесняется, — мерзко ухмыльнулся Савельев. — Вы когда-нибудь стреляли, барышня?

— Вы пытаетесь меня оскорбить? — Анька взяла «Глок». — Могу и на дуэль вызвать.

Она спокойно обследовала пистолет, проводя все необходимые операции. По мере этого челюсть у хамоватого бывшего жандарма начала понемногу отвисать.

— Вы, кажется, спорили на червонец? — она взглянула на Савельева.

— Да, госпожа Разумкова, но не могу же я спорить с дамой!

— И это правильно, — Анька оттянула затвор. — Из спорящих один дурак, а другой подлец. Так что спорить я не буду.

Она встала в стойку… Ну держитесь, господа! Пятнадцать патронов прозвучали почти как длинная очередь. Анька, рисуясь, сдула дымок из ствола и положила пистолет на столешницу. Немая сцена. Черного круга мишени просто не было — на месте десятки была дыра с неровными рваными краями.

— Это по поводу споров.

— Где вы так научились стрелять? — с невольным уважением спросил Савельев.

— Дедушка научил. Он был старым военным, бравшим призы на соревнованиях. Ну и соответственно, я переняла меткий глаз, — Анька пожала плечами. — Поэтому муж и стесняется — он стреляет лучше меня.

Ну подставила так подставила, нет чтобы не светиться и промолчать.

— Даже так? — спросил Савельев. — Вы не состоите в Русском Императорском стрелковом обществе?

— Как-то упустила, — сказала Анька.

— Приглашаем. Как член его правления я лично буду ходатайствовать о вашем принятии без испытательного срока.

— Хорошо, я подумаю! В любом случае, мы с вами еще постреляем.

Разборка была у нас дома, когда за окнами уже зажглись звезды. Я практически силком вытащил непокорную девчонку из гостей у купца, сославшись на срочную и неотложную необходимость.

— Ты что учудила у Брусильевых, мать твою? — зло сказал я сестре, опершись пятой точкой на подоконник.

— Ну и твою тоже, она у нас общая, — пофигистски ответила она, валяясь на диване, так и не раздевшись. Свинство у нас в крови, семейное.

— Зачем привлекла такое внимание к нашим особам? Ну да, случайно спасли Мишаню, отмудохав похитителей до комы, а тут оказывается еще, что мы и стреляем отменно… Тут любой включит теорию заговора, что мы не те, за кого себя выдаем, и специально внедрились в окружение Брусильевых.

— Ну тут фифти-фифти, — сделала она неопределенный жест рукой. — С одной стороны так-то оно так, с другой стороны — секретные агенты так себя не ведут, голимое палево. Тем более, изучать надо было биографию «своего» рода, то бишь усиленно копать легенду. А вот по ней все чисто и логично. Не слишком, конечно, но подозрений особых не вызовет, учитывая закаченное мной шоу. Старый Отраднов, мой дед по легенде, был жук еще тот, полковник казачьих войск, пластун. Шило в жопе имел до самой своей внезапной кончины и гонял всех до усрачки, в том числе и свою внучку Оленьку. У нее тоже было шило в жопе, и когда дед преставился, она залетела в пару неприятных историй, пока наконец родственники не поднатужились и не выдали бедную нахер сиротку за такого же бедного осиротевшего Разумкова. Два сапога пара. И жили бы эти два раззвиздяя недолго, но счастливо, скопытились бы в один день от передоза или с перепоя, пропивая наследство, если бы не посланный богом благословенный цементовоз, превративший их машину в железный блин, щедро смазанный мясным фаршем. Ну а тут за дело взялись Предтечи, подшаманили, кое-кому заплатили и оформили как неопознанные трупы, а Разумковы мирно зажили своей цифровой жизнью, пока не решили наконец бросить пить, взяться за ум и открыть свое дело.

— Хорошо бы так. Если прокатит, в смысле.

— Ну пока ты лысого, точнее лысую гонял — я имею в виду мышку по коврику — я пробежалась по цифровым следам. Легенда крепче, чем думал князь, ни одна жандармская собака не придерется. А потом подумай, Русское Императорское стрелковое общество — это же завязки в высшем свете. Там вращаются все, у кого есть деньги и статус.

— И естественно, все будут интересоваться хрен откуда взявшимися дворянчиками, — покачал головой я. — Вечно тебя тянет скользить по лезвию ножа…

— Дрожа от сладости пореза, чтоб навсегда зашлась душа, привыкнув к холоду железа, — закончила она стихотворение Блейка.

— Только вот там есть и «срываясь с ранящего края», — напомнил я.

— Ну это уже поздняя дописка и старина Уилли тут не при делах, — сказала Анька невозмутимо. — Вообще, что ты тут разбурчался? И утянул меня оттуда, чуть каблуки не поломала?