Владимир Марков-Бабкин - Император двух Империй [litres]

Это вчерашнее сражение Давида и Голиафа должно заставить многих задуматься.

Окрестности Пскова. Лагерь спасения.

15 (28) августа 1917 года

Маша взошла на помост, служивший в лагере для объявления всяких сообщений. Колокола походной церкви выводили перезвоны.

Царица подняла руку, и наступила тишина. Вокруг собрались тысячи беженцев и работников лагеря, водителей грузовиков и солдат, детей и взрослых, стариков и молодых. Тысячи и тысячи пытливых глаз, которые ждут ее слова.

– Дорогие мои! Сегодня великий праздник Успения Пресвятой Богородицы. Да, сегодня в этом лагере не так радостно, как должно было бы быть. Подлый враг нанес удар, и дым над Псковом не даст нам забыть об этом. Погибли люди. Разрушены дома. Многие остались без крыши над головой. Появились в России новые вдовы, вдовцы и сироты.

Но Россия не оставит вас в беде. Мы обязательно отстроим древний Псков, и он станет краше прежнего. Все, кто лишился крова и имущества, получат помощь от империи, а батальоны Инженерно-строительного корпуса помогут вам обрести новые дома. Потерявшие кормильца и сироты получат пенсии. Я лично прослежу за этим.

Вы все знаете о небывалой победе наших войск на Балтике. Императорские армия, авиация и флот под командованием нашего благословенного государя уничтожили намного превосходящие силы Германии. Сегодня по всей России проходят благодарственные молебны во славу Господа нашего и Пресвятой Богородицы, которая осеняет своим благословением всех нас и всю Россию.

Звезда Богородицы на наших знаменах. На знаменах, озаривших славой поля сражений и благословивших нас на мирный труд по всей России.

Мы молимся Господу нашему и Пресвятой Богородице. Молимся сегодня и каждый день. Молимся за всех и за каждого, за наше доблестное войско и за священную особу государя, принесшего нам славу великих побед и гордость за свою державу, даровавшего нам волю и надежду на прекрасное будущее. А сумеем ли мы такое будущее построить – зависит от каждого из нас.

Сегодня праздник Успения. Богородица покинула этот мир, но она с нами всегда и во всем. А мы с ней. Мы сейчас перед ее образами и Знаменами Богородицы. И я хочу сегодня помолиться ей вместе с вами.

…О милостивая и премилостивая царице небесе и земли, Богородице Приснодево! Ходатайством Твоим помилуй страну нашу и воинство ея и вся православныя христианы, сохраняющи их под кровом милости Твоея, ризою Твоею честною защити и моли из Тебе воплощагося без семене Христа, Бога нашего, да препояшет ны свыше силою на вся видимыя и невидимыя враги наша…

Выглянувшее из-за дыма солнце осветило стоящую в белом платье Марию. Солнечные лучи на краткий миг засветили глаза слушающих ее.

Кто-то вскрикнул:

– Господи, Пресвятая Богородица!

По толпе прошел вздох.

– Матушка! – раздался чей-то иступленный бабий крик.

То здесь, то там стоявшие стали падать на колени. Вскоре перед Марией коленопреклоненно молилась вся площадь. Не зная, что с этим делать, Мария опустилась на колени перед иконой Богородицы…

Окрестности Пскова. Лагерь спасения.

15 (28) августа 1917 года

Маша с тоской смотрела в окно. Туда, где разверзлись хляби небесные и где ливень потихоньку превращал лагерь в болото.

Ливень хлынул вскоре после совместного молебна. Солнце, показавшееся буквально на несколько минут, вновь скрылось за облаками, которые очень быстро сменились тучами. И на объятый пожарами Псков хлынул с неба настоящий водопад, заливающий пожары и смывающий всю гарь из воздуха.

Благословенный ливень.

Так шептались в лагере.

Маша знала это из четких донесений Натали, из трезвых докладов Суворина, из циничного восторга Ханжонкова, из шепота, который постоянно сопровождал ее, хоть и звучал чаще всего у нее за спиной.

Ливень тушил пожары. И пусть сам склад продолжал гореть и рваться снарядами, но сам факт благословенного дождя впечатлил очень многих.

Им все ясно.

Но ясно ли самой Маше?

Нет.

Она так и сидела, прикусив губу, глядя в ливень за окном…

Рига. Рижский укрепрайон.

Штаб операции «Квартет».

15 (28) августа 1917 года

Моим планам покинуть сегодня Ригу не суждено было осуществиться. На поверхности творилось светопреставление, и высовывать туда мою монаршую морду лица крайне не рекомендовалось.

Немцы словно взбесились, открыв ураганный огонь не только и не столько по позициям Рижского УРа, но и по самому городу, превращая старинные здания и улицы в груды битых кирпичей.

Разумеется, в бункере мне ничего не грозило, кроме риска выпить кофе, полный бетонной пыли, которая обильно сыпалась с потолка. Пол и столы то и дело вздрагивали от особенно близких и мощных разрывов, но и городу доставалось очень сильно. У меня даже складывалось впечатление, что германское командование, убедившись в отсутствии перспектив взятия Риги, решило сровнять его с землей, уготовив ему судьбу второго Парижа.

Понятно, что в бункере лично мне ничего особо не грозило, но подняться на поверхность я не мог. Это во-первых. А во-вторых, нужно было проконтролировать процесс эвакуации остатков населения города и вывоз их на безопасное расстояние в лагеря спасения, которые срочно пришлось организовывать Минспасу, но уже не в семи верстах, как в случае с Псковом, а в двадцати, что, в свою очередь, загружало структуры принца Ольденбургского, равно как и транспортные артерии района по самое не балуйся.

Хорошо хотя бы то, что немцы так и не решились вновь использовать химическое оружие, ибо противогазов и прочего на все население у нас не было.

Нет, понятно, что я не скучал и мне было чем заняться, но заниматься этим я планировал уже из своего поезда, который на всех парах шел бы к Пскову. Но я был вынужден торчать в подземелье и делать умное лицо отсюда.

Дела на фронтах потихоньку шли. Шли наши операции в районе Двинска, на Балканах и в Малой Азии. Балтфлот обстреливал порты Либавы, Мемеля и само германское побережье севернее Кенигсберга. Причем порт Виндавы под угрозой открытия огня из орудий главного калибра был принужден принять один из захваченных нами германских транспортов, на который собрали раненых немцев из числа их горе-десанта. Правда, там не было ни одного моряка, не было никого, кто видел что-то, кроме налета на транспорты, как и никого, имеющего унтер-офицерский или офицерский чин, поэтому рассказать что-то больше того, что и так было передано по радио с линкоров, они никак не могли.

Зато они могли загрузить как следует немецкие госпитали, а заодно добавить паники своими рассказами. А это не какие-то там листовки, это очевидцы! Вот пусть и сеют неразумное, недоброе и… панику.