Б Беломор - Следовать новым курсом [litres]

И протянул большую золотую монету – французский наполеондор. Кондуктор почтительно принял подарок и вытянулся во фрунт. Венечка покосился на консула с недоумением – сумма по любым понятиям была неслыханной.

– Не удивляйтесь, друг мой, – заговорил консул, когда они отошли на полквартала. – Видели, какими глазами египетские лавочники смотрели на вашего унтера? Вот увидите, к вечеру вся Александрия будет судачить, что русским матросам горстями раздают золото.

– А вам-то это зачем? Подумаешь – слухи… Разве что ограбят теперь этого Трехалова…

– Ни боже мой! – замахал руками Юлдашев. – Вижу, вы народ совсем не понимаете! Он теперь под забором пьяный может валяться, а никто на его карманы не позарится. На Востоке любой жест, любая мелочь имеют значение, и никто не посмеет покуситься на имущество матроса самого Гергедан-паши, спасителя Александрии! А вот лебезить, заискивать – да, будут, это наверняка.

Они остановились перед высокой дубовой дверью, утопленной в нише стены.

– Вот мы и пришли, – Юлдашев взялся за массивное медное кольцо и постучал. – Если вы не против, Вениамин Палыч, я пошлю скорохода за вашим парадным мундиром. Этот мастер хоть и из Парижа, а вряд ли имел дело с русской морской формой.

– Так ведь не за чем посылать, – развёл руками Венечка. – Парадный мундир утоп вместе с палашом на броненосце. Разве что понырять, там вроде неглубоко…

Средиземное море,

на подходах к Порт-Саиду

…ноября 1878 г.

Погода портилась. Ноябрь – он и в Средиземноморье ноябрь. Море волновалось, бурлило, цеплялось за чёрные борта судна пенными щупальцами – будто стихия вдруг обрела волю и жадно пыталась добраться до незваных пришельцев, посмевших явиться сюда из своего сухопутья.

Юлдашев не выходил из своей каюты – приступ морской болезни подкосил его совершенно. Венечка же с лейтенантом Зацаренным устроились в кают-компании и потягивали грог, варить который буфетчик «Великого князя Николая» (так именовалась теперь «Тиррения») был великий мастер.

После удачного набега на Мальту Зацаренный вернулся в Марсель, где взял на борт груз мин и кое-какого дополнительного оборудования, спешно доставленный из Германии, и оттуда направился в Александрию. Там, вместе с армстронговской казнозарядной двадцатифунтовкой и двумя картечницами Норденфельда, снятыми со злополучного «Инфлексибла», «Тиррения» официально получила статус «минного транспорта» Российского Императорского флота, обретя заодно и новое имя. И, приняв на борт очередной груз, на этот раз дипломатический – графа Юлдашева и его советника, капитан-лейтенанта Остелецкого, – отправилась в Порт-Саид. Погода не слишком благоприятствовала переходу. Машинам приходилось выгребать против встречного шестибалльного ветра и короткой, ломаной волны, так что времени на беседы было предостаточно.

– Как там, при Мальте-то было? – поинтересовался Остелецкий. Они с Зацаренным раньше не были знакомы (командир «Николая» закончил морское училище в 1870-м, до того, как Венечка туда поступил) и теперь расспрашивали друг друга о военных подвигах. Венечка смотрел на нового знакомого с немалым уважением – за турецкую кампанию и недавний набег на Мальту Зацаренный получил Георгия четвёртой степени, Владимира с мечами и бантами, золотое оружие и был, как и он сам, произведён в чин капитан-лейтенанта.

– Честно говоря, бестолково на редкость, – ответил командир «Николая». – Я не про замысел набега, тут-то всё хорошо, разве что не додумались оснастить «Тиррению» хотя бы одним минным катером. Я про наши мины. Точнее – про немецкую систему Герца. Как же неудобно их ставить! Ночью, в виду неприятельского берега, с обязательными промерами, рискуя каждую секунду попасться неприятелю на глаза… Я тогда подумал: чтобы морские мины, или, как их ещё называют, торпедо стали не только оборонительным, но и грозным наступательным оружием, нужна совсем другая система постановки.

– Какая, к примеру? – поинтересовался Венечка. Он уже успел понять, что собеседник – настоящий фанатик минного дела. И полагает это оружие главным обстоятельством, позволившим России одержать победу как на Чёрном море и Дунае над турками, так и на Балтике – над Королевским флотом. Теперь к победному списку прибавилась и Мальта.

– Надо добиться, чтобы можно было ставить мины с кормы корабля, на ходу. Представьте: выхожу в выбранную заранее точку, открываю кормовой лацпорт и по одной сбрасываю мины в воду!

– Но как же якоря? – удивился Остелецкий. Уж настолько-то он был знаком с этим видом оружия. – Надо отмерить длину минрепа, опустить в воду сначала якорь, и только потом саму мину?

– Да, именно так сейчас и делается. Но я подумал: а если сделать так, чтобы мина была прикреплена к якорю, а когда достигала дна – отделялась от него и всплывала? И минреп сам собой, с помощью особого механизма, на манер часового, отматывался на нужную длину?

– Ну, это вы загнули, батенька… – недоверчиво протянул Остелецкий. – Это у вас получаются ненаучные сказки, как в сочинениях господина Жюля Верна!

– А вот и нет! – с жаром возразил Зацаренный. Сравнения с известным французским беллетристом он словно не заметил. – Вот какая идея пришла мне в голову. В основе устройства – обыкновенный кусок сахара. Он, как известно, растворяется в морской воде, а потому…

И двое офицеров склонились над листком бумаги, исчёрканным карандашными эскизами.

Финский залив,

Кронштадт, Военная гавань

…октября 1878 г.

– Обидно за Василия Фёдорыча. По мне, так его вины в этом досадном происшествии нет.

Повалишин поднял воротник – октябрь явственно вступал в свои права, и норд-вест прорезал добротное сукно офицерской шинели, как ножом.

– В конце концов, он не управлял своим судном. Ответственность лежала на начальнике буксирной партии – это он распоряжался маневрированием при выводе «Генерал-адмирала» из гавани. А стало быть, и на мель усадил тоже он.

– Вы же знаете логику господ из-под шпица, – отозвался старший офицер. – Командир отвечает за всё, что происходит с кораблём – будь то хоть коллизии при буксировке, хоть нападение змея морского. И, знаете, тут я с ними согласен. Иначе ни порядка не будет, ни самого флота.

– Так-то оно так, только обидно, если Серкова снимут с фрегата. Никто не знает «Генерал-адмирала» лучше его. Он и за достройкой надзирал, и в первый боевой выход – весной, к Свеаборгу, – его вывел, несмотря на все недоделки. А теперь предстоит идти в океан, и неизвестно, что ещё у них там вылезет…