Александр Ярославцев - Обманутый и оскорбленный [litres]

– Вперед, братцы! Вперед! Не посрамим чести! – призывал Соймонов своих гренадеров, когда вражеская пуля насквозь пробила его грудь, и генерал рухнул замертво.

Стрелявший в Соймонова английский офицер очень надеялся, что смерть вождя внесет смятение в сознание русских солдат, но жестоко просчитался. Вместо плача и стенаний по погибшему командиру он услышал крики ярости и проклятия. Жаждущие мести солдаты в одно мгновение разметали стоящих перед ними англичан и подняли на штыки мистера Джона Буля. Схватка продолжилась, но после этого надежда одержать победу над «ужасными русскими дикарями» покинула сердца англичан.

Одновременно с этим со склонов Казачьей горы по рядам англичан ударили русские пушки. Их ядра и картечь попадали не только в шеренги йоркширцев, но даже долетали до их лагерных палаток.

Положение Пеннфазера резко ухудшилось, когда на помощь Соймонову со стороны Инкермана подошел отряд генерала Павлова. Сбив передовой заслон, он стал обходить йоркширцев с фланга, угрожая им полным разгромом, но те не дрогнули. Перестроившись в каре, они продолжали сражаться, несмотря на свои огромные потери от русских пуль, ядер и штыков. Противники были достойны друг друга.

Стремясь оказать помощь попавшим в трудное положение йоркширцам, генерал Джордж Каткарт, чьи войска располагались на соседней вершине, самовольно оставил свою позицию и с четырьмя ротами двинулся вниз. Однако подобной поспешностью генерал только навредил делу. Не успели его солдаты одолеть и половины пути, как подверглись ударам двух батальонов Якутского полка и были полностью разгромлены. Погибли почти все, включая генерала Каткарта, павшего вместе со своим адъютантом Чарльзом Сеймуром, сыном британского посла в Петербурге.

Видя всю трагичность положения своих солдат, Пеннфазер бросил в бой свой последний резерв, две роты корнуэльцев из четвертой дивизии. Их прибытие смогло несколько приостановить натиск русских отрядов, но только на время. Им на помощь пришли егеря, которые, пользуясь густыми кустами Сапун-горы, приблизились к противнику и принялись опустошать их ряды своим метким огнем. В свою очередь, подошедшие корнуэльцы принялись обстреливать Казачьи горы, стремясь принудить к молчанию сильно досаждавшие им русские пушки.

От убийственного огня английских штуцеров русским артиллеристам приходилось постоянно менять орудийную прислугу, но несмотря на это они продолжали храбро сражаться с врагом. Раненые по нескольку раз, пушкари не покинули поле боя, внося свою лепту в счет общей победы.

Солнце уже высоко стояло над истерзанной и окровавленной крымской землей, когда произошел перелом в сражении. Не выдержав натиска русской пехоты, британцы дрогнули и, оставив верхушку холма, стали отступать, подгоняемые торжествующими криками русских солдат.

Медленно, устилая землю телами своих товарищей, британские солдаты отошли с Сапун-горы к палаткам йоркширцев, находившихся в передовом лагере. Отступавший вместе со своими солдатами генерал Пеннфазер полагал, что на этом рубеже он сможет остановить наступление русских, но его надежды быстро улетучились. Русский каток быстро смял жидкий лагерный заслон, сбросил в овраг прикрывавшие лагерь пушки и устремился к ставке лорда Раглана.

Стоя в окружении своей свиты и наблюдая за беспорядочным отступлением своих войск, лорд Раглан, отбросив привычную сдержанность, воскликнул:

– Все пропало! Мы в ж…!

И он был недалек от истины.

Посланный лордом к генералу Канроберу гонец не успевал привести помощь из главного лагеря французов, но она все же неожиданно пришла. Стоявший под Балаклавой генерал Боске, видевший бедственное положение британского маршала, сам, не дожидаясь призывов о помощи, отправил Раглану два батальона французской пехоты. Это был довольно смелый и решительный шаг со стороны француза, если учесть, что он сам подвергался непрерывным наскокам легкой кавалерии Липранди, проводившей отвлекающие маневры.

Французские батальоны прибыли на поле боя как нельзя вовремя. Подобно прочному цементу они сковали отступавших в беспорядке англичан, но всем было ясно, что это только временное явление. Они остановили продвижение русской пехоты, но были не в силах заставить ее отступить. Судьба английской армии вновь заколебалась на шатких весах Фортуны, и тут британцам вновь пришла помощь в лице Петра Андреевича Данненберга.

Потеснив врага с Сапун-горы, генерал Павлов послал гонцов к Данненбергу с просьбой об отправке подкрепления ввиду сильных потерь. Однако Петр Андреевич упорно не желал двигать свои двенадцатитысячные резервы, ожидая, когда это сделает Петр Горчаков, стоявший со своим двадцатитысячным отрядом у Чоргуна. Приди подкрепление вовремя, и англичане были бы полностью разгромлены, выброшены из лагерей, и уже никакая французская помощь не смогла бы исправить положение дел. Зажатый с двух сторон, неприятель был бы вынужден снять осаду Севастополя и приступить к эвакуации своих войск.

Однако момент был бездарно упущен. Пока господа генералы продолжали ожидать действий друг друга, за спиной англичан появились густые толпы французских солдат, бегущих спасать положение. Для этого Канробер бросил вперед шесть бригад, появление которых на поле битвы предопределило ее исход.

Напрасно русские солдаты оглядывались назад в ожидании долгожданной подмоги. Данненберг упорно молчал, и только когда французские стрелки и подтянутая артиллерия стали опустошать и без того сильно потрепанные ряды Якутского, Охотского и Селигерского полков, пришел приказ отступить.

Одержав победу над англичанами, русские солдаты были готовы продолжить сражаться, даже несмотря на явный перевес неприятеля. Однако приказ к отступлению был получен, и под губительным огнем французской картечи они стали медленно отступать, оставляя врагу позиции, за которые было столь щедро заплачено русской кровью.

В столь губительном положении русские полки были просто обречены на огромные потери, прежде чем они достигли бы исходных рубежей. Но в этот момент со стороны Севастополя на французские позиции совершил вылазку генерал Тимофеев во главе Минского полка. Действие русских солдат было столь неожиданным и удачным, что для отражения их атаки Канробер был вынужден последовательно бросать четыре бригады своего резерва. Ценой больших потерь французы смогли остановить прорыв Тимофеева, солдаты которого после часа боев начали отходить к своим позициям. Увлекшись преследованием русских, французские части подошли к самым севастопольским кронверкам и сами попали под шрапнельный обстрел. Среди тех, кто погиб от огня русских артиллеристов, был генерал Лурмель, один из лучших полководцев французской армии.