Владислав Савин - Вперед, Команданте! [litres]

– А сколько их – хорошо, если один из десяти. А остальным на все плевать. Землю дали – добрый хозяин. Бьет и голодом морит – злой хозяин. Родные дети мрут – значит, судьба и воля Божья. Ну и как таких – на революцию поднять?

– Люди, скинемся – у кого сколько осталось? Говорят, с 1 июня карточки на продукты введут. И деньги девальвируют – сделают кецаль новый, один к десяти прежнего. Так что на старые кецали ничего не купишь.

– Это ты по радио гринго слышал?

– Нет, по местному. И на рынке уже неделю о том говорят. Про карточки и что деньги будут изымать принудительным займом. Вы что, не видели, что в магазинах творится – с прилавков сметают все. Мука и крупа уже вдвое подорожали!

– Снова самолеты летали с листовками – совсем над крышами, ничего не боясь. У Арбенса что, истребителей нет?

– Так может, это гватемальские самолеты – долго ли знаки закрасить? После того, как главком ВВС сбежал – очень может быть. Летчики ведь все «белая кость» и в США учились. И армейские чины – что, думаешь, они всерьез будут с гринго воевать? Если завтра в Сан-Хосе высадят морскую пехоту.

– А если это будут не гринго, а «армия ОАГ»? Никарагуанцы – или какие-нибудь наемники?

– И что? Ясно же, что гринго – у них за спиной. И если эти не справятся – то гринго нападут сами.

31 мая на плантациях «Юнайдед фрут» в Гондурасе вспыхнула забастовка, в которой приняли участие больше 60 тысяч человек. В тот же день вечером Госдепартамент США во всеуслышание и официально обвинил «коммунистический режим Гватемалы» в организации беспорядков и «опасной попытке экспорта коммунизма».

1 июня отряды «Освободительной армии Гватемалы» под командой полковника Армаса (в свое время получившего образование в Форт-Ливенуорт, США) вторглись в Гватемалу с территории Гондураса. Нанятые солдаты (уроженцы Гватемалы, Гондураса, Никарагуа) были вооружены американским оружием, одеты в американскую форму и получали жалованье 10 американских долларов в день. Кроме того, в рядах «армии» были и граждане США – офицеры и специалисты, – им полагалась плата от 200 до 500 долларов в день. Численность всего этого воинства не превышала 500 человек, вооруженных исключительно стрелковым оружием – артиллерии и бронетехники не было (вопреки репортажам «Голоса освобождения»). Однако Армас мог рассчитывать на свою авиацию – в общей сложности до полутора десятков самолетов разных марок, «Тандерболты Р-47», «Мустанги Р-51», В-26, Си-47 (опять же, вопреки «Голосу», реактивных «шутинг старов» и «тандерстрайков» не было). Приказ на начало операции был отдан в такой спешке, что к первым вылетам бомбы не успели подвезти – сбрасывали ручные гранаты, динамитные шашки и бутылки с зажигательной смесью. Но уже через два дня на города Гватемалы стали падать бомбы, срочно доставленные из США.

ВВС Гватемалы на момент вторжения насчитывали всего 14 самолетов в летном состоянии. Из которых самыми боеспособными были: восемь «Тексанов АТ-6», двухместный учебный самолет образца 1935 года, со скоростью 335 км/ч (то есть даже транспортный Си-47 догонял с трудом), мог применяться в качестве легкого штурмовика (при отсутствии у противника средств ПВО – так как не нес никакой брони). Вступать на нем в бой против «мустанга» или «тандерболта» было как на довоенном биплане вроде «гладиатора» или русского «чато» И-15 против «Фокке-Вульфа 190Д». А пилоты ВВС Гватемалы (выходцы не из бедных классов) совершенно не горели желанием умирать за идеалы, чуждые им. Потому в первые дни вторжения авиация мятежников господствовала в воздухе – даже без помощи от гринго.

Для одной из «колонн» Армаса еще при развертывании случился конфуз: полиция Сальвадора (с территории которого этот отряд должен был наступать и захватить гватемальский город Хутьяпа), будучи не в курсе (где-то информация не прошла), посадила всех под арест, конфисковав все оружие, а также транспорт (пару грузовиков и джип). На следующий день, после вмешательства Госдепартамента, арестованных выпустили, однако оружие и машины так и не вернули – так что участие этой группы в последующих событиях было более чем скромным [24] И это случай реальный! . Но остальные «колонны» Освободительной армии – перешли границу точно по утвержденному графику. Противодействия они не встретили – так как все еще действовал приказ Арбенса об отводе войск на 12 миль от границы.

Первым городом на пути ударных колонн мятежников был Эскипулас, лежащий всего в нескольких километрах от гондурасской границы.

Радио «Голос освобождения» поспешило передать репортаж «с переднего края» – о том, как «народ Гватемалы встречает своих освободителей цветами, а некоторые военные подразделения режима Арбенса переходят на сторону войска свободы». Кроме слов, в эфире были отчетливо слышны лязг танковых гусениц и рев моторов [25] Все события соответствуют нашей реальности. Лишь даты чуть раньше, на две недели. .

Это было ужасно! Полуживотные, дикари! Я кричала им, что я француженка, репортер и не имею никакого отношения к правительству Арбенса – а они, с пьяным гоготом, хотели обойтись со мной совершенно неподобающе, толпой!

В последний момент появился их командир, назвавшийся «сеньор Алькарас». Но я бы сказала, что испанский язык для него явно был не родной. Вырвал меня из лап этих зверей и спросил, что я делаю в этом городе. Так разве это противозаконно, для миссии Святой Церкви, передвигаться по территории страны, куда мы прибыли с визитом? На что сеньор Алькарас ответил, что «в глазах этих простых людей» (указав на сборище своих бандитов) любой, кто не выступает против диктатуры Арбенса, является его сторонником, а потому не заслуживает пощады. И что я обязана теперь, когда меня доставят в «революционный штаб», выступить по радио как свидетельница жестокой расправы правительственных войск над мирным населением Гватемалы, поддерживающим повстанцев. Я действительно видела, как каких-то людей расстреливали на центральной площади, на виду у согнанного туда населения этого города – но мне абсолютно неизвестно, кем были эти несчастные. Пока что меня отвели в постоялый двор (назвать это заведение отелем моя фантазия не позволяет) и заперли в одной из комнат, велев не выходить без дозволения – иначе, мадмуазель, никто не гарантирует вам безопасности.

Не знаю, сколько прошло времени – час, два, три. Когда запертая дверь вдруг открылась и в номер, ставший моей тюрьмой, заглянул какой-то совершенно незнакомый мне человек, одетый, как все эти «повстанцы», в подобие военной формы без знаков различия. И сказал мне на почти правильном французском, что он хочет вытащить меня отсюда и я должна идти за ним и во всем его слушаться, если хочу жить.